Мне также пришлось подписать несколько законов. Это был год выборов, так что летний отдых был долгим, чтобы все могли съездить домой и заняться своей обычной подготовкой к участию. В июне у меня было около трех недель, и еще около трех недель в июле, чтобы либо заняться подписанием, либо попрощаться с этим навеки. Я кучу времени занимался вылизыванием задниц конгрессменов, чтобы вывести что-нибудь за пределы комитетов и провести голосования, чтобы я наконец смог это все подписать. К счастью, если запланировать церемонии подписания на утро, то можно сделать это в Роуз-Гарден, и будет не слишком жарко. Лето в Вашингтоне может быть чертовски жарким и влажным, а сильное потение не слишком фотогенично.
Во вторник утром, шестнадцатого числа я подписывал акт об охране морских территорий. Это была огромная рекапитализация береговой охраны. Они годами получали залупу вместо уважения от других военных служб и финансирования от Конгресса, а количество приказов от главнокомандующего только увеличивалось. Их корабли были настолько старыми, что состояли из ржавчины, которую удерживала краска, их самолеты были такой древностью, что держались на проволоке с жвачкой, и их моряки и офицеры были настолько же измотанными и перегруженными, как и их вооружение. И несмотря на все это они все еще ухитрялись блестяще справляться с бесконечной и разнообразной чередой заданий.
Никогда не позволяйте хорошему кризису пройти впустую. Во имя защиты наших морских границ от сумасшедших исламских фанатиков (что действительно нужно было сделать, это не цинизм), нам нужно было массивно рекапитализировать береговую охрану. Новые катера, вертолеты, дополнительный персонал, обновленные устройства и электроника, да даже новенький огромный ледокол стоимостью в полмиллиарда долларов – были выделены миллиарды.
Предполагалось, что будет тепло, около двадцать градусов тепла, и сухо, так что мы хотели все сделать до обеда. Оставшаяся неделя была еще жарче, было тридцать градусов или даже выше. Это была типичная церемония в Роуз-Гарден, где был подиум, за которым нужно было говорить, стол, за которым подписывался закон (простой деревянный стол с печатью президента на передней стороне), и полукруг важных персон позади меня, пока передо мной был полукруг из камер и репортеров.
Важными персонами были ожидаемые личности вроде начальника береговой охраны, адмирала Тома Коллинса, и министра транспорта Норма Минета. У них был явный интерес в увеличении финансирования, так что они были счастливы поспособствовать. Настоящей же движущей силой этого законопроекта был вице-президент. МакКейн, будучи еще сенатором, был председателем комитета Сената по торговле, науке и транспорту, прежде чем Демократы отбили Сенат, и он очень хорошо знал всех присутствующих, их сильные и слабые стороны, вплоть до того, где все они будут захоронены. Если бы было законно позволить Джону подписать закон, я бы ему это позволил. Но поскольку это было запрещено, то он стоял бы прямо позади меня, и получил бы первую церемониальную ручку.
Самой странной частью всех президентских церемоний было именно подписание. Мне нужно было подписать документ, но нигде не было уточнено, должен ли я его подписывать ручкой, или карандашом или вообще гусиным пером. Почти полтора века президенты довольствовались тем, что они просто подписывали закон и на этом все. Франклин Рузвельт же решил разнообразить процесс, используя больше одной ручки и раздав их сторонникам. Хуже всего был Линдон Джонсон, который при подписании закона о гражданских правах воспользовался более, чем семьюдесятью пятью ручками. Я никогда понять не мог, как он умудрился выкинуть такой трюк, поскольку, даже прописывая каждой ручкой по букве, ему бы потребовалось меньше семидесяти пяти. Я же был неспособен оставить свою подпись так, чтобы она была хотя бы как-то читаема, поэтому я придумал другой трюк. Я бы использовал одну ручку, чтобя написать свое имя, и убрать ее для своей личной коллекции, и затем бы проставил свои инициалы в нужных местах по всему документу (мои инициалы – КБ, обведенные в кружок). Эти ручки я бы раздал.
В одиннадцать я уже ждал своего часа, когда в дверб просунулась голова Уилла Брюсиса и сказала:
– Мистер президент, все готовы.
Я поднялся. – Спасибо, Уилл. А теперь смотри, как я выйду и споткнусь в дверном проеме на национальном телевидении.
– Только попытайтесь сделать это с грацией, мистер президент.
Я прошел через двери и повернул на выход из Западного крыла в сторону Роуз-Гарден. К счастью, в дверях я не споткнулся. Я прошел к подиуму, где все уже выстроились. На подиуме стоял микрофон, но я также видел и еще несколько длинных и дуговых микрофонов, которые висели над головами присутствующих и репортеров… – Меня все слышат? – спросил я. Пара техработников показали мне большой палец, и я кивнул им в ответ. Пора!