К несчастью, это касалось не только моей семьи. Мэрилин и секретная служба облажались перед массами на национальном телевидении. Моё правление было относительно не скандальным, до этого момента. В 2004 случился так называемый бэбигейт, что тоже было личной проблемой, но так как это произошло, когда я был юнцом, на самом деле не имело особого значения.
Мои настоящие дети, Чарли, Холли и Молли, вели себя довольно хорошо и скрывали свои прегрешения от прессы. Чарли довольно известен, в первую очередь потому, что сам по себе был знаменитостью в узких кругах мотоциклетных гонок. Холли и Молли практически неизвестны за переделами своего круга, и лишь раз появились в шоу «Saturday Night Live". Мы с Мэрилин воспитали хороших детей и могли гордиться ими.
Что касается официальных скандалов, мне удавалось избегать того, что могло бы запятнать мою репутацию. Джек Абрамофф ухитрился попасться на подкупе кучки конгрессменов и сенаторов, в процессе он снял нескольких назначенцев Буша среднего звена, чтобы приторговывать их влиянием. Также была небольшая проблема в Пентагоне, связанная с договорами и назначениями в военно-морском флоте и воздушно-десантных войсках. Этот негатив скорее выплеснулся на Тома Рида, но кроме возмущения Конгресса и нескольких отставных генералов и адмиралов, ситуация не повлекла никаких последствий.
Также было несколько отдельных инцидентов, когда Счётная палата поймала пару чиновников более низкого уровня на взятках, но это случалось постоянно. Не было никаких разоблачающих книг за авторством недовольных секретарей Кабинета, которых я уволил, или чего-то подобного. (Окей, была одна разоблачающая книга Дика Чейни; она получила плохие отзывы и не возместила ему выплаченный аванс).
Насколько я припоминаю, самые большие проблемы с администрацией Буша 43-го так и не всплыли, потому что я слишком многое изменил. Мы не нападали на Ирак и Афганистан, поэтому у нас просто не было подобных скандалов. Не было никаких администраций внутренней или транспортной безопасности. Мы были намного сдержанней в исполнении Патриотического акта и не посылали людей в Гуантанамо, не пытали их и не подводили под военный трибунал. Редко нарываешься на неприятности, не делая чего-то.
А в теперешнем бардаке огромный потенциал для того, чтобы испачкаться! Я мог представить несколько результатов, и ни один не назовёшь приятным. В первую очередь секретная служба находится под управлением министерства финансов. Элизабет Уоррен непопулярна как банковская управляющая, ответственная за казначейство, поэтому любой скандал с секретной службой будет на её совести.
Я мог предвидеть сколько звонков обрушится на неё. Уверен, она перетерпит всё, но политически будет ослаблена. Ральф Бэшем уже ходячий труп. Вероятно, начнётся крупномасштабное расследование в отношении секретной службы, возможно, связанное с неудачным покушением в прошлом году, и всем, что удастся откопать — всегда можно откопать что-нибудь, если копать достаточно усердно!
Это определённо ослабит меня тоже. Я собирался защитить Уоррен, прежде всего. Уволю её и буду выглядеть жалким и слабым, сохраню за ней должность и буду выглядеть упрямым и строптивым. О Мэрилин будут рассказывать во всех новостях. Останется только дождаться, пока кто-нибудь из Конгресса не вызовет её в суд для дачи показаний! Она не работает здесь, так что сомневаюсь, что могу рассчитывать даже на прерогативу президента.
Гарри Рида до сих пор корёжит после того, как я запихнул все его назначения ему в глотку, так что он не упустит случая загнать меня в угол. Макс Бокус, председатель сенатского комитета по финансам (они надзирают за казначейством), и, хотя у нас нет взаимных претензий, когда Гарри Рид решит заставить его сожрать меня, Макс выполнит приказ.
Все утренние встречи превратились в шоу Мэрилин, только Мэрилин, ничего, кроме Мэрилин. Столкновение случилась слишком поздно, чтобы превратиться в вечернее комедийное шоу, но определило все новости, и теперь его запись непрерывно крутили по всем утренним программам. Зато сегодня вечером, спустя 24 часа, у всех комедийных шоу будет более чем достаточно времени пройтись по мне как следует.
Хуже всего, что сенатские демократы уже выстроились в очередь, чтобы устроить публичную порку мне, секретной службе, казначейству, округу Алле гни, Питтсбургу, Мэрилин. Ничего не говорили только Мэрилин, Фред Фелпс и баптистская церковь Вестборо просто потому, что все ещё находились в тюрьме. Даже полиция хранила молчание; я полагал, что кто-то вроде главы полицейского управления вселил в них страх божий. Но знал, что это продлится недолго.
В девять вечера зазвонил телефон, прервав мою встречу, и голос в громкоговорителе попросил поднять трубку. Я пожал плечами перед остальными и взял телефон. Это был голос Поля Д'Агосты:
— Мистер президент, кое-кто хочет поговорить с вами.
— Карлинг?! Ты слышишь?
— Привет, милая. Что случилось? Ты всё ещё в тюрьме?
— Нет, — ответила она.
— Я вернулась в Хаят. Меня только что выпустили.