С думой о Родине

945-й стрелковый полк понес большие потери, особенно в офицерском составе. Своим героизмом он ослабил, но не смог исключить прорыв противника в направлении города Зеераппен. В связи с тем что главную ударную силу врага составляли тяжелые танки и штурмовые орудия, решением командарма на направление Метгеттен, Зеераппен была выдвинута 1-я истребительно-противотанковая бригада. Кроме того, командиру 139-й артиллерийской пушечной бригады было приказано развернуть часть 122-миллиметровых пушек на прямую наводку.

В дальнейших боях на зеераппенском направлении артиллеристы сыграли решающую роль, пополнив новыми подвигами боевую летопись нашей армии на заключительном этапе Восточно-Прусской операции.

Так, в одном из боев расчет старшего лейтенанта Караульного подпустил «фердинанда» на дистанцию 600 метров и первым же выстрелом подбил, а вторым зажег его. От последующего выстрела у одного из вражеских танков слетела на землю башня. После этого танки повернули назад и больше не появлялись на этом участке. Большую роль в отражении их атак сыграл лично начальник политотдела бригады подполковник С. П. Кузнецов. В самые трудные минуты боя он находился на огневых позициях и помогал расчетам выполнять боевую задачу.

Все попытки врага продвинуться вперед стоили ему больших потерь, а вскоре были полностью пресечены.

20 февраля я находился на зеераппенском направлении, побывал и на участке 945-го полка 262-й дивизии. К рассвету бой разгорался здесь все больше и больше, артиллерийский и танковый огонь достиг предельной силы, с какой я уже потом не встретился. С нашей стороны все усилия направлялись на отражение танков противника. Там, где они были остановлены, противник дальше не продвинулся. Несмотря на большое физическое и моральное напряжение наших воинов, бросались в глаза их спокойствие, уверенность. Были, конечно, заметны боевое напряжение и нервное возбуждение, но не было и тени преувеличения опасности, тем более какой-либо паники. В течение дня, включая самый разгар боя, я не наблюдал ни одного случая неорганизованности, хотя передвижений людей в разных направлениях было немало. Все шло согласно воле командиров. И этим тот бой оставил глубокий след в моей душе как яркий пример героизма и мужества советского воина.

В районе боев я встретился в тот день с командиром 113-го стрелкового корпуса генералом Николаем Николаевичем Олешевым и начальником политотдела полковником Александром Ивановичем Рыбаниным. Когда видишь людей в особо сложной боевой обстановке, все в их поведении, в облике выделяется и запоминается резче.

Генерал Олешев, стройный и подтянутый, тщательно следивший за своими лихими чапаевскими усами, на этот раз был небрит, выглядел уставшим, но, как всегда, спокойным и уравновешенным. Приказы и распоряжения командирам дивизий по отражению контратак он отдавал обдуманно, сообразуясь с обстановкой, выдвигая на первый план меры по противотанковой обороне, взаимодействию артиллерии и саперных подразделений на танкоопасных направлениях.

Генерал Олешев имел, как и все наши командиры соединений, большой жизненный и боевой опыт. Родился он на Волге, в Ярославле, работал в типографии, потом учился в кадетском корпусе. В 1918 году, пятнадцатилетним юношей, Олешев стал солдатом революции, позже в составе войск 13-й армии сражался против Врангеля. После окончания кавалерийской школы служил в пограничном отряде в Забайкалье. Прервав учебу в Военной академии имени М. В. Фрунзе, Николай Николаевич с первых дней Великой Отечественной войны стал командовать стрелковой дивизией, которая весной 1943 года отличилась в боях за Ржев. Тогда за успешные действия дивизии, а также личную храбрость полковник Олешев был награжден орденом Кутузова I степени. Летом 1944 года он стал командовать 113-м стрелковым корпусом.

Полковник Рыбанин по своему характеру, выдержке и стилю работы был во многом схож с командиром — такой же уверенный в себе, напористый и энергичный. Член Коммунистической партии с 1919 года, кадровый политработник, он умело руководил политорганами соединений, воспитывая у всех коммунистов чувство высокой ответственности за выполнение воинского долга, много внимания уделял идейной закалке офицерского состава.

Оценивая обстановку в полосе 262-й дивизии, принявшей на себя главный удар противника, командир и начальник политотдела корпуса единодушно отметили умелые действия ее командования. Командира дивизии генерала Усачева я хорошо знал еще по боям в Белоруссии и Литве. Знал и начальника политотдела полковника Петра Корнеевича Кулаженко, встречался с ним, когда дивизия освобождала Юрбаркас. Как и тогда, он стремился быть на самых ответственных участках боя, иметь постоянную связь с воинами.