Читаем «С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода полностью

ГОСПОЖА ПОШЕ. Это все толстый пудель портного с шерстого этажа, он там в конце колидора обретается. Я его насквозь вижу, этого портного, такой негодяй, что скорее удавится, чем при встрече поклонится. Ненавижу мерзавца; как таких земля носит! Я к ним, значит, поднялась; в два часа дня и не думали прибраться! Сам со своей наглой рожей делает вид, что работает; супружница сидит сложа руки и девица их тоже. Я им говорю, что я не нанималась за их собакой вытирать. А они мне: «Очень жаль, сударыня…» – и с таким видом… Ну, я им тоже ответила сухо. Они в ужасе; ни слова не сказали, а я ушла вниз по левстнице. Но теперь-то я все про них знаю: муженек доносчик, супружница никто и звать никак, а дочка понесла. Мне все прачка рассказала. А как они давеча дыню ели! Пройти невозможно; и не простую белую, а канталупу, между прочим. Хотят есть дыню – пусть едят; пусть хоть подавятся своей дыней, я не против, мое дело сторона; но если они корки выбрасывают на площадку рядом с моим ковриком, это подло, вот что я скажу.

МАДЕМУАЗЕЛЬ РЕГИНА. Так вы говорите, сударыни, что у нас новый викарий?..

ГОСПОЖА ШАЛАМЕЛЬ. Видели мы его; до г-на Пуаро ему далеко, это точно. Во-первых, вот Лионка говорит, что латынь у него скверная.

ЛИОНКА. О да.

ГОСПОЖА ДЕЖАРДЕН. А ведь это язык французской религии; да и вообще это природный язык всякого человека. А женщина тоже человек. Да что там говорить, возьмите двух совсем малых ребят, посадите в одную комнату, они и заговорят по-латыни; были случаи.

ЛИОНКА. О, разумеется.

ГОСПОЖА ДЕЖАРДЕН. А я вот всего только женщина; положим, захочу я выучиться говорить по-казацки или по-шотландски; и что? Как захочу, так и выучусь; тут главное дело захотеть, такое дело, а выучиться это плево дело, коли хочется.

ЛИОНКА. О, разумеется. А я вот все про птичек думаю: вот кого мне всех жальче.

ГОСПОЖА ДЕЖАРДЕН. Я про шотландский сказала, но где шотландский, там и все остальные.

ЛИОНКА. О, разумеется. Я птичек кормлю у себя на окошке, но весь-то Париж мне не прокормить, а мне их жалко, уж так жалко[310].

ГОСПОЖА ДЕЖАРДЕН. Так! Я ей слово, она мне корову… Вы мне плешь проели со своими птичками, Лионка, дайте мне покой.

МАДЕМУАЗЕЛЬ РЕГИНА. Любезные дамы, неужели вы опять станете грызться? А с вами, госпожа Поше, что приключилось? Ни слова не говорите.

ГОСПОЖА ПОШЕ. У меня живот болит, мочи нет… последние дни кусок в горло не лезет.

ГОСПОЖА ДЕЖАРДЕН. Точь-в-точь как у госпожи Барди… Может, вам чаю попить?

ЛИОНКА. Даже не говорите мне про ваш чай! Это та еще гадость!

ГОСПОЖА ДЕЖАРДЕН. А что он вам сделал?

ЛИОНКА. Да не мне, благодарение богу! А вот одного из моих мужей он чуть на тот свет не отправил. Который же это был? Превото? Нет, тот был блондин… Броде, что ли?.. Да, скорее всего, Броде… Нет, пожалуй все-таки Пилорель. Ну ладно, не важно. Важно, что однажды вечером он у меня слег. – Ну, я и говорю: да что же это деется? Теперь мне сдается, что это все-таки был Превото. Ну ладно, не важно… Важно, что я пошла к врачу; он тогда еще кабриолета не завел; честный был человек, говорит мне: ваш муж мертвецки пьян. – Мертвецки пьян! – Да, дайте ему чаю. – Какой такой чай? – Огородное растение. – И где оно продается? – Да повсюду. – Ну, я надеваю перендик, иду к аптекарю, тот меня посылает к бакалейщику… А бакалейщика этого я как сейчас вижу; он потом помер, а был хвать куда; говорит мне: на сколько отсыпать? Я говорю: на два лиарда[311]. А он мне: таких цен не бывает. А я ему: какие же цены бывают? Три тысячи франков, что ли? А он мне: не меньше возьми су. Я подставляю перендик. – Нет, дайте руку. Он мне в руку высыпает три жалкие черные крупинки, это за мои-то воземь су. – Чтоб я еще раз стала такое покупать, вот что я ему сказала, как сейчас помню, и пошла домой. Прихожу домой, а муженька моего Броде и след простыл… или Пилореля; не знаю, дело-то давнее. Ну, муж не иголка, заглянула в камин, а он в дымоходе. Что тут скажешь… Значит, растворяю я мой чай в воде, как бакалейщик велел, ставлю на огонь. Взбиваю, взбиваю… пробую, ужас как противно, ни вкуса, ни запаха. Я говорю: муженек мой по утрам молока не выпьет, пока водки туда не плеснет; он эту дрянь в рот не возьмет. Ну, я прибавила немного вина, немного кофе… огурчик положила, горчицы, телятинки, компоту подлила, потом еще половинку пряника, пару редисок, соли с перцем; взбиваю, взбиваю; еще лук-шалот; взбиваю: получилось пюре, еще немножко повзбивала и дала ему; он даже доесть не успел, как у него все назад пошло… во все стороны… Три дня он болел; ему это весь желудок взбутетенило… Вот какая гадость этот ваш чай![312]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука
Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века
Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века

Так уж получилось, что именно по текстам классических произведений нашей литературы мы представляем себе жизнь русского XVIII и XIX веков. Справедливо ли это? Во многом, наверное, да: ведь следы героев художественных произведений, отпечатавшиеся на поверхности прошлого, нередко оказываются глубже, чем у реально живших людей. К тому же у многих вроде бы вымышленных персонажей имелись вполне конкретные исторические прототипы, поделившиеся с ними какими-то чертами своего характера или эпизодами биографии. Но каждый из авторов создавал свою реальность, лишь отталкиваясь от окружающего его мира. За прошедшие же столетия мир этот перевернулся и очень многое из того, что писалось или о чем умалчивалось авторами прошлого, ныне непонятно: смыслы ускользают, и восстановить их чрезвычайно трудно.Так можно ли вообще рассказать о повседневной жизни людей, которых… никогда не существовало? Автор настоящей книги — известная исследовательница истории Российской империи — утверждает, что да, можно. И по ходу проведенного ею увлекательного расследования перед взором читателя возникает удивительный мир, в котором находится место как для политиков и государственных деятелей различных эпох — от Петра Панина и Екатерины Великой до А. X. Бенкендорфа и императора Николая Первого, так и для героев знакомых всем с детства произведений: фонвизинского «Недоросля» и Бедной Лизы, Чацкого и Софьи, Молчалина и Скалозуба, Дубровского и Троекурова, Татьяны Лариной и персонажей гоголевского «Ревизора».знак информационной продукции 16+

Ольга Игоревна Елисеева

История / Литературоведение / Образование и наука