Посетили мы и мастерскую вольнослушателей-любителей, созданную на тех же основах, что и наши объединения художников. Она пользуется громадным успехом, особенно среди постоянно проживающих в Каире иностранцев. Мастерскую посещают около шестидесяти человек. За небольшую плату здесь можно изучать рисунок, живопись и ваяние без ограничений во времени и без обязательных экзаменов. Мастерская вольнослушателей — любимое детище ректора Академии.
С профессором Рамсисом Висса Вассафом мы знакомимся в мастерской интерьера, которой он руководит.
На вид ему не больше пятидесяти; несмотря на это, он выглядит очень старомодным. Жесткий воротничок, узкий гластук, черные усики, пенсне и темный, далеко не модный костюм придают ему вид банковского служащего. По внешнему виду я никогда бы не угадала в нем художника. Зато все, что он говорит, ведя нас по мастерской и показывая работы своих учеников, возбуждает интерес и симпатию, свидетельствует о современности его взглядов как на само изобразительное искусство, так и на методы обучения.
Рамсис Висса Вассаф — один из наиболее известных создателей интерьеров в Египте. Им выполнены интерьеры нескольких клубов над Нилом и двух десятков особняков, принадлежащих самым богатым жителям Каира и Александрии. Он, несомненно, весьма зажиточный человек.
Как только началась дискуссия об интерьере, страстные любительницы художественного ткачества Бася Фальковская и Ядзя Корсак перевели беседу на декоративные ткани. Оказалось, что именно эта область представляет собой ахиллесову пяту профессора. До сих пор сдержанный и хорошо владеющий собой, он сразу загорелся и предложил нам осмотреть работы учеников школы, основанной несколько лет назад им и его женой. Разумеется, приглашение было принято.
Особняк профессора не принадлежит к числу самых современных; вероятно, он был построен в тридцатых годах. Вокруг него разбит большой сад, полный экзотических растений.
Входим в прохладный сумрачный холл. Он освещен лишь двумя узкими, высоко расположенными окнами, которые выходят на северную сторону сада. Стены увешаны старым арабским оружием, на полу дорогой персидский ковер, в глубине белая мраморная ниша, украшенная мавританскими колонками. Посредине ниши, в углублении с широкими ступеньками, тихо журчит вода из фонтана. Вокруг него под сенью стройных колонн стоят длинные мраморные скамьи с мягкими подушками, покрытыми узорчатыми восточными тканями. Настоящий сюрприз для измученных жарой европейцев. К сожалению, нет времени насладиться этим чудесным уголком. Профессор знакомит нас со своей женой, милой скромной дамой неопределенного возраста, и они вдвоем ведут нас в соседнюю комнату.
Здесь — снова прекрасный ковер на полу, а вдоль стен удобные диваны, забросанные мягкими ковриками и пушистыми подушками. На стенах интереснейшие рисунки, стилизация египетских мотивов.
Супруга профессора угощает нас соком грейпфрута со льдом и охлажденной кока-колой. Профессор ненадолго исчезает и возвращается с темнокожим слугой-нубийцем. Оба они несут ворох тканей, похожих издали на килимы[19]
. Профессор бросает ткани на пол и начинает вытаскивать отдельные куски. Его жена с помощью слуги разворачивает их и развешивает на стене.Каждый жизнерадостный, красочный килим представляет собой оригинальную по форме и трактовке композицию на мотивы, взятые из экзотической фауны и флоры Египта. Вот в гуще нежных зеленых листьев машут крыльями золотистые и голубые птички, и тут же рядом со львом лежит горбатый верблюд. На другом килиме среди буйной растительности проходят все виды животных, как библейский хоровод, направляющийся к Ноеву ковчегу. На следующем — девушки в пестрых платьицах, которые топорщатся, как у куколок, несут, по египетскому обычаю, снопы на головах. Любой узор, строгий и даже примитивный по форме, полон жизни и экспрессии.
Не только я очарована прелестью этих килимов. Наши художники просто сходят с ума. Они вырывают друг у друга из рук отдельные экземпляры и яростно спорят между собой. Барбара и Ядвига внимательно осматривают стежки и изучают основу.
Польщенный нашим восхищением профессор объясняет, что все это выполнено учениками его школы: десяти- и двенадцатилетними детьми из суданских и нубийских деревень.
Через несколько часов еду с Хасаном в школу Рамсиса Висса Вассафа; по дороге Хасан сообщает несколько интересных подробностей о профессоре и его жене. Школа — их любимое детище. Они вложили в нее большие деньги и без колебаний продолжают ею руководить.
С главной улицы мы сворачиваем в переулок. На табличке надпись: улица Рамсиса Висса Вассафа.
— Значит, он еще при жизни удостоился улицы собственного имени? — спрашиваю я.
Хасан улыбается с еле заметной иронией.