В лагере существует обычай, в соответствии с которым дежурный после окончания намеченных на этот день работ обходит с Генриком Романовским ком и намечает объекты для фотографирования. Сегодня дежурит пани Бася. Так как с самого утра лагерь посещали гости, сначала американский геолог мистер Уэллер, затем атташе нашего посольства и, наконец, представители общественности Бенхи, пригласившие нас на выставку школьных работ, — магистр Рушчиц отправилась с нашим фотографом на ком лишь под вечер. На поля ложились уже фиолетовые тени, а на берега Нила спустился густой, белый туман.
— Я сделал несколько снимков, — рассказывал нам позже Романовский. — Затем мы направились с пани Басей вдоль недавно откопанного фрагмента ступенчатой стены. Вдруг пани Басе показалось, что она видит на стене обломок керамики.
— Подождите, я посмотрю, что это такое, — сказала она.
Я видел, как она шла по стене, потом нагнулась и подняла какой-то камень величиной примерно с мой кулак. И в этот момент послышался ее изменившийся голос:
— Пан Генрик, пан Генрик…
Я помчался к ней.
— Ганеш, о, ганеш… вот там!
Она была бела, как бумага. Из углубления поднималось свернутое, как пружина, скользкое тело кобры. Мы замерли.
Змея поднялась, повернулась и проскользнула по стене у самых ног пани Баси вниз, в раскоп.
В самом центре раскопа уже давно стоял Азис Рамадан. Все это произошло так мгновенно, что я не успел ему даже крикнуть, — рассказывал нам взволнованный фотограф. — Но в этом не было необходимости. Азис схватил кирпич и размозжил голову змеи. Затем он улыбнулся нам и, вынув из кармана нож, ловко снял кожу с мертвого гада. «Большой ганеш очень большой, очень красивый», — сказал он при этом.
Мы смотрели на него как окаменелые. Когда наконец мы пришли в себя, Азис уже уходил, шлепая туфлями.
Это событие взволновало всех нас и заставило усилить состояние «противозмеиной» обороны в лагере. Больше всех был потрясен профессор.
— Теперь наступает самая жаркая пора, — сказал он. — У нас будет все больше таких случаев. Один комплект сыворотки должен находиться постоянно на коме, а другой — тут, в лагере. И на видном месте! Прямо под рукой!
— Ну хорошо, господин профессор, а что будет, если коб,*а влезет к кому-нибудь ночью в кровать и ужалит его там? — флегматично спрашивает мохандыс.
— Не думаю, чтобы нечто подобное могло произойти. Здесь никогда не было такого случая.
— Но такая возможность существует, — вмешивается магистр Анджеевский, — а ведь через пять минут после укуса змеи воля человека полностью парализуется, так что у жертвы нет даже сил закричать, и через десять минут наступает смерть!
— Хорошенькая перспектива!
— Разве я не говорил! Ваша предшественница, коллега по перу, была осторожнее. Она не решалась остаться у нас на ночь.
— Перестаньте! И зачем такие рассказы перед самым сном!
— Все же помните, что необходимо внимательно осмотреть перед сном всю палатку, а одежду вешать на цепочку у столбика… и никогда не оставлять обувь на земле.
— Сунешь рано утром ногу в ботинок, а оттуда, пожалуйте, выползает кобра и шшш… жалит тебя в пятку.
— Ну и сумасшедшие же вы!
После разговора, который на меня производит не особенно приятное впечатление, отправляюсь к Сенуси.
— Ну и ну… вот Азис отличился, а мисс Бася теперь убедилась, что встреча с ганешем вовсе не так уж приятна, — ворчит Сенуси. — Всегда говорю, что нужно быть осторожным.
Часто случается, что я, как и сегодня, просиживаю в кухоньке Сенуси до поздней ночи. У меня просто не хватает сил спастись от колдовского воздействия его таинственных жестов и прервать текущий потоком рассказ о его приключениях. Сенуси моет посуду, наводит порядок в палатке, готовит овощи на следующий день или чистит рыбу и непрерывно говорит, говорит…
Голос у него скрипучий и хриплый, но в том, что он говорит, заключена очаровывающая своей простотой истина. У Сенуси своя собственная философия — он приобрел в жизни столь большой опыт, что стремится передать его другим. Но только избранным… Абсолютно не понимаю, чем я заслужила такое внимание с его стороны. Быть может, Сенуси чувствует, что я очень впечатлительна и нервна, что мне, как и всем людям подобного склада, часто требуется моральная поддержка. Кроме того, так уж получилось, что я, журналистка, приехавшая из далекой Польши, и этот старый повар, араб из африканской пустыни, почти одинаково смотрим на некоторые вещи.
Сенуси поучает меня, например, что надо делать, когда человек находится в опасности: нужно просто убедить самого себя, что не может произойти ничего плохого. Сенуси утверждает, что такая вера создает вокруг человека астральный круг, охраняющий его, как панцирь.