С глазу на глаз со сфинксом

Journal de fouilles от 21 марта содержит следующую запись: «Раскопки, которые ведутся перпендикулярно стене в западном направлении, с тем чтобы найти западную стену постройки, до сих пор не дали результатов. Зато в раскопе на глубине около одного метра найдена большая каменная ступа. Вблизи нее двойной бассейн из известняка. В той же части раскопа, несколько севернее, найден фрагмент молельни из зеленого фаянса с иероглифами и три осколка фаянса в форме цветка лотоса.

В расширяющейся в этом месте части раскопа, на глубине около полуметра, обнаружены два фрагмента металлического сосуда (вероятно, серебро).

В толще стены, с западной ее стороны, на глубине 1,3 метра от нижнего слоя кирпича, найдена надгробная стела женщины по имени Анхрен, из известняка, неповрежденная. Вблизи стелы обнаружены шарик ляпис-лазури и серебряный зубчик ожерелья.

В полдень наши раскопки посетил директор Музея древностей в Каире доктор Аббас Баюми, выразивший удовлетворение организацией работ.

Произведен обмен денег для оплаты рабочих на завтра. Скандал — раис, Мехади и сторож. Вечером посещение мамура».

Да, это был воистину богатый событиями день. Сначала, перед самым завтраком нас посетила весьма почтенная личность: доктор Аббас Баюми. Доктор Баюми стоит на самой вершине египетской археологической иерархии. Кроме того, он близко знаком с профессором Михаловским.

Все вместе садимся за завтрак, а затем оба ученых подробно обсуждают состояние раскопок. Доктор Баюми в сопровождении нашего профессора заглядывает чуть ли не в каждый уголок лагеря и в каждую расщелину раскопа. Очевидно, его интересуют не столько результаты раскопок, которые ведутся польской археологической экспедицией, сколько методы работы и их организация.

Аббас Баюми восхищается тем, что мы систематически ведем тройную документацию всех находок; восхищается акварельными эскизами найденной керамики, которые делает Кристина Михаловская, отличными планами и реконструкциями архитектурных памятников мохандыса, обстоятельной инвентаризацией пани Баси Рушчиц и пани Евы Калиновской. Уезжая, он спрашивает профессора, не будет ли тот возражать, если он пришлет в наш лагерь на практику кого-нибудь из молодых египетских археологов.

— Пожалуйста, пусть приезжают, пусть учатся. Ждем, — отвечает ему профессор Михаловский.

В Египте много молодежи, которая стремится изучить археологию. Но, как узнаю позже от профессора Михаловского, самостоятельный опыт египтян в области археологических раскопок довольно скуден.

Печальный парадокс. На протяжении нескольких десятков лет на территории Египта были совершены важнейшие, сделавшие эпоху открытия в области его истории, а между тем египтяне не могли принимать в них участия. Правда, иностранные экспедиции уже лишились возможности безнаказанно вывозить свою археологическую добычу из Египта, но зато они тщательно скрывали свои методы и опыт. Теперь египетская археология интенсивно восполняет потери этих лет, обогащает свой опыт и ищет новые пути. Вот почему египтяне так высоко ценят дружбу и сотрудничества с польской экспедицией.

Не успели мы проводить доктора Баюми, как новое событие нарушило размеренный ход нашей повседневной жизни. На раскопе неожиданно начался ужасный скандал.

Если два египтянина покупают что-нибудь друг у друга или беседуют о политике, нам, европейцам, кажется, что происходит ожесточенная ссора и что через минуту начнется ужасная драка. А что же сказать, когда дело действительно доходит до ссоры?

Раис, как любой властелин, не переносит ничьих возражений и особенно отказа выполнить его повеление. Мало того, что «глупый Махмуд», сторож нашего участка, куда-то исчез с самого утра; он к тому же осмелился еще что-то возразить раису. Быть может, все кончилось бы криком, если бы Мехади не вступился неосторожно за сторожа, после чего раис пришел в ярость.

Что случилось и кто был прав, — мы никогда не узнали, так как никто из нас, даже профессор, не владеет настолько арабским языком, чтобы разобраться в этом горячем обмене мнениями, а второй сын раиса, Насер, видя сгущающиеся тучи, незаметно скрылся в палатке Сенуси. Не знаю, что было дальше, так как я с неприятным осадком на душе поспешила из раскопа в лагерь.

Не прошло и получаса, как вдруг в мою палатку ворвался взмыленный Саад, настойчивыми жестами требуя, чтобы я немедленно вернулась на раскоп.

— Какого черта? Снова визит? А может, скандал?

Но на сей раз произошло нечто совсем иное. Впервые мы встретились с очаровательной дамой двухтысячелетнего возраста — египтянкой по имени Анхрен.

Когда я спустилась в глубь раскопа, здесь уже были в полном составе наши археологи. Они тесным кольцом окружили плоский четырехугольный камень, найденный только что в свежераскопанном углублении, под хорошо заметными очертаниями стены.

Магистр Анджеевский, став вместе с профессором на колени, очень осторожно обследует поверхность камня. На ней вырисовываются какие-то рельефы, изображающие несколько человеческих фигур.

— Ну что же. Перед нами типичная надгробная стела, — неожиданно бросает профессор.