Я обычно действую примерно так же. Думаю, что рожденное подобным образом чувство безопасности создает в человеке состояние внутреннего спокойствия и тем самым дает ему возможность подумать, как можно легче всего избежать опасности. Боже мой, разве не так я поступала на протяжении долгих пяти лет войны и двадцати шести дней Варшавского восстания? Рассказываю об этом Сенуси, но, случайно взглянув на часы, вижу, что уже полночь. Нужно немедленно идти спать тем более что завтра с раннего утра мне предстоит дежурство на коме, а потом поездка в Каир.
У Сенуси руки вымазаны в рыбьей крови. Рыба разделана только наполовину, а ведь ее еще нужно солить… Все же он вытирает руки и проверяет, хорошели действует мой фонарик. Он напоминает мне также о вбитых около палаток колышках, о которые я вечно, спотыкаюсь.
— И прошу, мистрис, не забудьте осмотреть всю палатку перед сном, — напоминает он. — Поднимите плед так, как я вас учил. Берите двумя пальцами сверху, никогда снизу. И ботинки вешайте высоко на столбик. Москитов, вероятно, не будет; я видел, как мистер Романовский посыпал флитом вашу палатку. А может быть, проводить вас?
— Нет, спасибо, Сенуси; пойду сама. Спокойной ночи, дорогой друг.
В лагере полная тишина. Палатки зашнурованы, следовательно, их обитатели спят. В каменном домике, в мастерской мохандыса и в комнате супругов Михаловских, которые часто работают до поздней ночи, уже погасли огни. Над нашим лагерем простирается ясная, чистая ночь. Сажусь у входа в палатку, так как чувствую, что сегодня мне скоро не заснуть. Смотрю на звезды. Прямо надо мной Южный Крест, значит, север в противоположном направлении… Север и Польша. Сколько же километров отсюда до Варшавы?
Под стеной нашего домика что-то шевельнулось.
Это египетские участники нашей экспедиции, привлеченные очарованием ночи, легли спать на циновках под открытым небом. Но и они не спят… Беседуют гортанным шепотом. Их сигареты выглядят в ночной тьме как прыгающие красные огоньки. Присаживаюсь на несколько минут к Мехади, который пришел сюда из палатки отца, чтобы покурить с приятелями. Естественно, разговор переходит на случай с коброй.
— Обратили ли вы внимание, — спрашивает он меня, глубоко затягиваясь дымом сигареты «Честерфильд», которой я его угостила, — что корона фараонов объединенного Египта украшена двумя знаками?
— Да…. коршун и кобра.
— А знаете почему? Это символы Верхнего и Нижнего Египта. Коршун — горная птица, в Верхнем Египте есть горы. А в том, что кобра правильно символизирует Нижний Египет, вы, вероятно, имели достаточно возможности убедиться здесь, в лагере.
Мехади — джентльмен до мозга костей. Выкурив сигарету, он провожает меня с фонариком до палатки и почтительно желает приятных снов.
Моя палатка слегка колышется от дуновения холодного ветра. Наша экспедиция не привезла с собой собственных палаток, а арендовала их у местных властей. Изнутри они напоминают легендарные шатры арабских военачальников, так как потолок и стены покрыты цветными аппликациями — арабесками. Посредине палатка подпирается толстым столбом. С него свисают цепочки, к которым я прицепляю мои свитеры и куртку.
Хотя день был знойным, ночь пронизывает холодом. Москиты, обитатели болот Дельты, тихонько звенят за стенками палатки, но, несмотря на свет; не влетают внутрь. Боятся флита. Спасибо Генрику, он позаботился о моем сне.
Где-то жутко замяукал кот, прочирикала пролетающая птичка и захлопал на ветру флаг, висящий на высокой мачте. Вокруг нас на полях цикады исполняют свою звучную симфонию.
Огонь свечи дрожит, и по колеблющимся от ветра стенкам палатки плывут тени. Мне все время кажется, что я слышу какой-то шелест. Вынимаю фонарик и вожу им по плотно утрамбованному полу. Ничего нет. Если где-нибудь могут быть змеи, то, вероятнее всего, в окружающих мою палатку полях пшеницы.
Вот черт! Москиты все же преодолели свое отвращение к флиту. Один только что укусил меня над глазом; очевидно, его привлек свет свечи. И все же мне не хочется ее тушить.
А что если кобра в самом деле находится у меня в кровати или где-то здесь обитает скорпион и теперь незаметно ползет ко мне по веревкам палатки?
Глупая бабская фантазия работает. Надо решительно взять себя в руки, надеть теплую пижаму и забраться под плед. Уже давно за полночь, а ведь завтра в семь часов утра мне идти на дежурство с магистром Анджеевским.
Будь что будет! Иду спать!
Следующую ночь я провела в Каире. Когда я утром вернулась в Телль Атриб, магистр Анджеевский показал мне свежесодранную кожу ядовитой змеи. Это был прекрасный экземпляр, толщиной и длиной примерно с руку десятилетнего ребенка.
— Вам повезло, — сказал он. — Мы убили ее сегодня утром рядом с вашей палаткой. Вероятно, она в ней ночевала.
О ЕГИПЕТСКОЙ ДАМЕ
ПО ИМЕНИ АНХРЕН