С милым и в хрущевке рай

В роддоме на них двоих посмотрели, как Стеша и предсказывала, как… Нет, люди тут работали культурные, грубых слов они им не сказали, но посмотрели очень выразительно.

– Почти сорок лет назад это было! – произнесла заведующая родильным отделением, к которой они в конце концов попали.

На взгляд Стеши, заведующая совсем напрасно так выделяла голосом срок, когда Стеша появилась на свет. Могла бы и не напирать так громко на эту дату.

– Молодые люди, вы только вдумайтесь, сорок! У нас и сотрудников-то таких, чтобы сорок лет тут проработали, не осталось.

– А что же нам делать?

Стеша попыталась тихонько сунуть «на лапу» заведующей. Но та с таким презрением воззрилась на жалкую тысячу, что Стеша быстренько устыдилась и спрятала деньги обратно. В институте акушерства и гинекологии имени академика Отто рожать хотели все. Сюда еще во времена Советского Союза везли всех проблемных дочек все номеклатурщики, председатели и первые секретари обкомов и горкомов.

Мама рассказывала Стеше, что вместе с ней в одной палате оказалась дочка какого-то чиновника из Дагестанской АССР, которую прямо из Махачкалы спецрейсом везли в Ленинград, потому что врачи в местной больнице не могли остановить начавшееся у молодой женщины кровотечение. А тут вот каким-то образом остановили. Стеша после этого маминого рассказа часто с тех пор думала, а что было бы с этой молодой женщиной, если бы та не была дочерью чиновника? Ясно, что ничего хорошего. И маленькой Стеше всегда казалось каким-то неправильным, что дочка одного человека у них в самой замечательной стране в мире, где вроде бы все люди равны, тем не менее получит лучшее обслуживание и спецрейс, а другая нет.

С тех пор много воды утекло, но всесоюзно известная клиника до сих пор гордо держала свою прославленную марку. И ценник, чтобы родить, тут был установлен такой, что с несчастной тысячерублевой бумажкой к врачам нечего было и соваться.

– И что же нам делать?

– Идите в архив, – величественно велела им заведующая. – Там вам помогут.

И друзья пошли. Там их встретили прохладно.

– Медицинские карты за нужный вам год нами еще не оцифрованы.

– И что? На них нельзя взглянуть?

– Мы же вам русским языком говорим, не оцифрованы!

– Но они в природе имеются?

– Где-то в архиве они есть.

– Что значит – где-то? Вы не знаете, где именно лежат нужные нам карты? У вас тут архив или что?

Препирательство и выяснение, что у них тут за архив такой, между Стешей и работницей архива затянулось на четверть часа. И, наверное, продлилось бы еще дольше, не заявись за Стешей притомившийся за дверями Яша. При виде Ящера прыщавенькая девчонка, которая только что с пеной у рта доказывала Стеше, что нет никакой возможности выполнить ее просьбу, вдруг сделалась милой и приветливой и защебетала, что если им так уж нужно взглянуть на карту пациентки, то она ее разыщет. Обязательно разыщет. Хоть в лепешку разобьется, но карту найдет.

– Кто другой бы нипочем не стал этого делать, а у меня сердце доброе, – говорила она, все еще не сводя глаз с Ящера. – Если вижу, что людям помочь могу, всегда помогу. Такая я уж уродилась.

И ушла. И пропала на добрых полчаса. Но назад вернулась довольная и не с пустыми руками.

– Вот! – с гордостью произнесла она, показывая ветхую книжечку, исписанную разными почерками и утыканную разнообразными как по цвету, так и по форме и размеру штампами. – Вот карта вашей матушки. Знайте мою доброту.

Доброта, которой девушка, по ее собственным словам, обладала от природы, не помешала ей взять протянутую Стешей тысячу.

– Сделайте ксерокс с интересующих вас страниц и верните в течение рабочего дня карту в архив. У нас с этим строго. Если вдруг какая-нибудь карта пропадет, меня и уволить могут.

Но Стеша девчонку даже не слышала. Схватив карту, она жадно вчитывалась в строчки, записанные разными почерками. И чем дальше она читала, тем сильней было ее изумление. Все специалисты, которых проходила ее мама, встав на учет по беременности, отделывались короткими замечаниями. «Осмотрена. Здорова». Или «Состояние беременной в норме». «Никаких патологических нарушений не выявлено».

Создавалось впечатление, что у мамы вдруг откуда-то появился запасной комплект всех органов. Улучшилось зрение. Исчез хронический отит, тонзиллит и бронхит. Ладно, допустим, отит такая штука, что лор его мог и не заметить, но как быть с той кучей болячек по женской линии, с которыми мама мучилась всю свою жизнь на памяти той же Стеши? Куда делись многочисленные кисты и полипы в матке и яичниках? Допустим, полипы удалили, но куда делось упоминание об этом удалении?

– Ничего не понимаю, это вообще мамина карта?

Стеша взглянула на обложку. Фамилия – Муравьева. Имя – Светлана. И отчество тоже правильное – Васильевна. Может быть, год не тот? Но и год, и дата рождения, и место рождения – все совпадало. Все совпадало, а вот симптомы нет. Мама у Стеши любила поболеть с чувством, с расстановкой, болячек у нее имелось в достатке, а тут вот не было отмечено ни одной.