С отрога Геликона

Медея была по общему признанию самой красивой невестой, какую когда-либо знала Колхида. Отец не поскупился и заказал ей льняное платье тончайшей работы. Скроено оно было очень просто – по образцу нехитрых ученических платьев из Зибы. Однако, белая ткань служила всего лишь основой для искусной вышивки. На платье были изображены цветы, травы и листья, которые Медея использовала в лечебнице. Набор определила она сама. Кругом по подолу, буквально пролетая сквозь цветущие плети вьюнка, осыпались листья дуба, платана и лавра. Камыш обрамлял спину, на которой цвели анемоны. Наверх от лопаток, переваливая на плечи и короткие рукава, шли россыпи мелких цветков тимьяна. Воротник украшали бело-желтые цветы ириса, а грудь – длинные стебли и колоски лаванды. Под грудью на раздвоенной зеленой ветке с продолговатым заостренным листом красовались два больших бутона: один еще совсем закрытый, другой едва начавший разворачиваться. В них без труда узнавался ярко-алый пион. Пояс шириной в три пальца был усыпан темно-багровыми ягодами кизила. Убранные в пучок волосы невесты покрывала шапочка, на которой от макушки головы вниз свисали молодые, недораскрытые ветки папоротника.

Платья учениц были задуманы похожими, но в отличие от платья Медеи каждое из них носило на себе изображение лишь одного из выбранных учительницей двенадцати растений. На шапочке ветки или цветы были заплетены в венок. На поясе те же цветы, листья или ягоды просто многократно повторялись по кругу. Что ж, каждой из учениц Медея действительно отдала частичку себя…

С наступлением темноты Геракл, которого аргонавты выдвинули в друзья жениху, а Ээт попросил быть защитником и гарантом благополучия его дочери на чужбине, подогнал к воротам дворца колесницу. Медея села между ним и одетым по ахейскому обычаю в чисто-белую хламиду Ясоном. С зажженными факелами колесница в сопровождении целой процессии учениц Медеи, родственников, придворных и наместников Ээта, аргонавтов, Пастыря и Упоросы двинулась к берегу Фасиса, а, сказать точнее, к Арго.

Здесь для молодых было заготовлено сразу несколько приятных неожиданностей. Во-превых, у кормы корабля мастер выстроил сходню с перилами и украшенными цветами воротами. На воротах подожгли факелы. По сходне взобрался сначала Геракл, затем Ясон занес Медею наверх на руках и у дверей снова поставил. Здесь предводитель аргонавтов попросил жениха с невестой остановиться и развернуться к провожавшим их к брачному чертогу гостям. Орфей как раз заканчивал выстраивать два своих полухория.

– Ясон, я вся дрожу, – шепотом сказала Медея своему жениху. Тот обнял ее за талию. Она действительно тряслась мелкой дрожью и время от времени вздрагивала всем телом.

– Не бойся, Медея, – ободрил ее стоявший сзади Геракл. – Лучше послушай. Вы оба послушайте, вам должно понравиться.

Песни, написанные Орфеем были второй неожиданностью. Он ударил по струнам кифары, и после короткого проигрыша первыми жалобно запели девушки:

«На пологом берегу Фасиса,

На краю колхидских тучных нив,

Ты росла, себя, о юная девица,

Без остатка делу врачеванья посвятив.

За тобой тянулись мы как к солнцу,

Мы, твои двенадцать учениц,

Из тебя черпали словно из колодца,

А воды истоку не было, и не было границ.

И хотя росла ты на равнине,

Недоступна ты была мужам.

Будто Пастырь на вершинах горной Зибы

Скрыл цветок твоей души в невидимый чулан.

Но однажды здесь у нас причалил

Мощный, многовесельный Арго.

И Медею нашу – поминай как звали —

С пришлыми гостями в горы ветром унесло.

Вот, Арго – теперь чертог твой брачный,

Иль к беде, иль к славе кораблю.

Только мы теперь, сироты, горько плачем.

Некому сказать нам бедным: «Я тебя люблю.»

Аргонавты, вы, мужи, которым

Сила покорилась Симплегад,

Разве скроетесь бесследно за морем лиловым,

Старшую сестру, учительницу нашу не вернув в Колхиду нам назад?»

В ответ аргонавты принимались с неподдельным участием ободрять девушек:

«Вашу боль приемлем близко к сердцу,

Дочери ээтовой страны.

Что такое расставанье, нам известно.

Вы в своей печали безутешной не одни.

Но поймите, дочери Колхиды,