С отрога Геликона

Вечером на второй день, когда житейское попечение уже было вытеснено на далекие душевные задворки, Ясон вдруг вспомнил стоянку на Абассе по дороге в Сети.

– Ты не жалеешь, что мы не купались вместе уже тогда? – спросил он молодую супругу.

– Нет, Ясон, совсем нет, – ответила дочь Ээта. – От Абассы до нашего брачного чертога на Арго я проделала неблизкий путь. Ты ведь это знаешь.

Оба задумались на какое-то время, а потом Медея поделилась своим как будто бы уже оставленном где-то в далекой прошлой жизни воспоминанием:

– Знаешь, это так забавно: я вспомнила, о чем мы говорили тогда с Аталантой.

– И о чем же? Ты никогда мне не рассказывала.

– Она советовала остерегаться мужчин.

– Ее можно понять, она здорово обожглась с Мелеагром. Интересно, а что ты ей отвечала?

– Знаешь, насчет Мелегра я поняла, что она тоже не во всем права. А я ей ничего не отвечала, просто не знала тогда, что сказать.

– А теперь знала бы?

– В точности.

– И что же ты бы ответила ей?

– Мужчин надо не остерегаться, мужчинам надо помогать так же, как они помогают нам, женщинам. Вот ты очень помог мне, когда я была занята с Пеплой. И потом, когда я оступилась, ты не бросил меня, а терпеливо ждал. Теперь я помогаю тебе в твоей печали. А что Аталанта? Она говорит, что Мелеагр сделал ее человеком, а потом еще и оплачивал ей лучших учителей. Почему же она продолжает от него только требовать? Почему не поможет ему изжить в себе того глупого юнца, который чуткости и терпению предпочел быструю и легкую добычу. Она, безусловно, женщина выдающейся телесной силы и острого ума, но со своей лесной дикостью ей предстоит еще долго бороться. Ведь даже лесные звери повели себя по отношению к ней куда дружелюбнее и снисходительнее, чем она по отношению к Мелеагру.

– Я, Медея, удивляюсь тебе все больше и больше, и ума приложить не могу, как же я разглядел в тебе из-за пригорка на берегу Фасиса такую душу…

– Души, Ясон, дано видеть только богам…

Глава 4.

Однако, тяжелые думы вновь настигли Ясона на Тенедосе, когда, воссоединившись, аргонавты стали решать, куда же им теперь держать путь. Осторожнее других высказывался Арг. Он говорил, что Пелий явно что-то замыслил против них, аргонавтов, что вряд ли Деифоб был единственным лазутчиком, и что их могли засечь уже у самого входа в Босфор. По его словам плыть в Иолк нельзя было ни при каких обстоятельствах. Арга поддержали многие молодые спутники из Пелопоннеса, включая Кастора с Полидевком, итакиец Лаэрт, Орфей и ко всеобщему удивлению поднявший голос Мелеагр. Каждый на перебой предлагал свое царство убежищем для Арго, а кифаред и вовсе считал в данных обстоятельствах разумным окончить благословленный саонскими кабирами поход на их священном острове.

Следующим говорил Ясон. Он утверждал обратное: плыть надо только в Иолк, дабы отомстить Пелию за смерть его отца Эсона, подло убитого во время длительной отлучки сына. Обвинял Ясон своего царя открыто, и не страшась возвести на него напраслину. Пелей, знавший не по наслышке придворные нравы Иолка, указывал на вероятную правоту Ясона. В чем он сомневался, так это в возможности на деле осуществить возмездие силами аргонавтов, и потому, как и Арг, высказывался за то, чтобы плыть куда угодно, но только не в столицу северных миниев. Сын Эсона возражал на это, что щитоносная дева Афина, которая помогла им пройти Симплегады, несомненно, оказала бы им поддержку в расправе над неугодным ей минийским царем.

Выслушав разные мнения, взял слово Геракл. Его заключение было следующим: плыть надо только в Иолк, но не с целью возмездия, а с тем, чтобы не вызвать у Пелия каких-либо подозрений. Для возмездия, чтобы его можно было представить справедливым всему ахейскому миру, оснований недостаточно, да и – тут он соглашался с сыном Эака – сил для его осуществления недостаточно. Предводитель так же предостерег нетерпеливого Ясона от прикрытия собственного гнева волей богини, которой все аргонавты обязаны успехом похода.

– С другой стороны, – продолжал предводитель, – мы должны хорошо осознавать наше нынешнее положение. Если боги будут к нам благосколонны, и мы достигнем родных берегов, для всех ахеян мы будем героями. Пелий не посмеет нас тронуть, сколько бы лазутчиков он ни заслал на Пропонтиду и чего бы они ему ни наговорили. Иначе он рискует навлечь на себя гнев со стороны всех пославших нас царств. Наша задача, как и при восхождении на Диндим, – всячески показать ему наши добрые намерения, наше миролюбие, чтобы у него не было ни малейшего повода упрекнуть нас в том, что из похода мы вернулись вовсе не героями, а шайкой разбойников.