С отрога Геликона

Среди аргонавтов пошли разные разговоры. Люди были в замешательстве. Вместе сливались многоразличные вещи: и необъяснимая жестокость Пелия, и жалость к маленькому Промаху, оставшемуся без отца, и рассуждения о будущем царства: изнеженный и не слишком умный Акаст ведь едва ли способен править.

– Все же, Сострат, – решил прояснить важный вопрос Геракл, – как по-твоему, зачем Пелий убил Эсона?

– Я не вижу другой причины, кроме боязни за судьбу своего трона, – ответил тот. – Когда вы не вернулись прошлым летом, все посчитали, что вас уже нет в живых. Пелий не был исключением. С одной стороны, этим устранялся Ясон. С другой стороны, оставался едва родившийся Промах. Убить совсем маленького ребенка, не вызвав подозрений, то есть оторвав его от матери, не так просто. Обезглавить род оказалось сподручнее. Потому он так и поступил. На возмездие он тоже не рассчитывал – ведь аргонавты по его убеждению либо мертвы, либо в плену, в общем, не вернутся.

– И тем не менее, он послал нам на встречу лазутчика…

– Об этом мне ничего не известно.

– За то нам известно. Мы поймали его в Троаде и заставили признаться. После этого, правда, он от нас сбежал… Вобщем, друзья, я думаю, все сходится. Я действительно убеждаюсь все больше и больше в том, что Эсон был убит по приказанию Пелия. Скажи, а почему же ты решил вот так просто исчезнуть из города? Почему не попытался найти защиты, например, у друзей?

– Ты знаешь, Геракл, решение убежать в горы пришло само, вдруг. Я действительно не размышлял, ничего не обдумывал и не взвешивал. Не было времени. Спустя какое-то время я понял, однако, что это решение было единственно правильным. Видишь ли, Пелий, он не остановился бы ни перед чем. Пойди я к друзьям или, того хуже, к Ферету в Пагасы, он обвинил бы нас в заговоре и казнил бы всех разом. Дело выглядело бы правдоподобно: все друзья, у всех общий интерес, люди не бедные – вполне могли бы помешать славному царю облагодетельствовать свой народ. Отправляться в далекий путь тоже было нельзя. На суше ли, на море Пелий неминуемо настиг бы меня.

– Должен признать, и в этом я тебя понимаю. Что же ты нам порекомендуешь делать, Сострат: все-таки плыть в Иолк или уйти в надежное место, и оттуда предъявить царю северных миниев обвинение?

– Можно поступить и так, и так. Только в первом случае действовать нужно решительно, быстро и без права на оплошность. Во втором случае я готов последовать за вами.

– В сложившемся положении, друзья, – обратился теперь Геракл ко всем, – я считаю более надежным воспользоваться тем, что у нас есть свидетель преступления, да еще и готовый плыть вместе с нами. Мы возьмем его с собой в Авлиду, где отпразднуем возвращение, а потом начнем переговоры с Пелием. Тебе, Ясон, и тебе, Медея, разумеется, будет предоставлено убежище в Фивах. Вам угрожает явная опасность.

– Нам да, а моей матери и маленькому Промаху? – разозлился Ясон. – Плывите, куда хотите. Я не покину Иолк до тех пор, пока не расправлюсь с Пелием.

Разозлившийся Ясон вышел на верхнюю палубу. За ним выбежала и дочь Ээта.

– А я не знал, что Ясон женат. Это она, его жена? – спросил Сострат, указывая вслед Медее.

– Она, – ответил Геракл, – дочь самого царя Колхиды.

– Вот, стало быть, как…

Тут двоюродный брат Ясона, сын пагасийца Ферета Адмет, проникнувшись семейным горем, начал тоже упрашивать Геракла идти в Иолк. На протяжении всего похода он не сделал ничего примечательного. Ясон пытался всюду таскать его за собой, как таскал за собой Геракл Иолая, но, как правило, всюду Адмет оказывался лишним. Он тосковал, когда брат надолго ушел с Медеей в горы, и, напротив, безмерно радуясь его женитьбе, в первых рядах помогал Аргу строить на берегу Фасиса хитрые приспособления для брачной ночи. Теперь же, несмотря на свою юность, он упорно противостоял в споре мудрейшим мужам ахейского мира.

Между тем, Медея, видя растерянность мужа, решила взять дело в свои руки. Прежде всего, она спустилась вниз к гребцам и спросила Сострата, нет ли у них на горе свободной хижины – она-де нужна ей и Ясону, чтобы с глазу на глаз обсудить, что делать. Оказалось, что хижина есть как раз по соседству. Отговорки Сострата долгим подъемом в гору и почти таким же долгим спуском не действовали. Арго пришлось снова при свете факела подойти к скалам. Оказавшись наверху и наедине с мужем, Медея стала расспрашивать его о Пелии, о его семье, о дочерях, потом об устройстве дворца, обо всем прочем, на первый взгляд вовсе не имевшим отношения к делу. Ее голос становился мягче, она подсаживалась к Ясону все ближе и ближе, разговор стал перемежаться поцелуями. И вот что дочь Ээта настойчивее всего пыталась вытянуть из мужа: действительно ли сын Пелия Акаст настолько плох, что его правление угрожает городу? Получив заверение в этом, она, наконец, раздела его, и вслед разделась сама. Овладев им, она не переставала говорить. Теперь она говорила даже больше, чем слушала.