С привкусом пепла

– Я помогу, – Карпин сделал еще один шаг.

– Назад, – ткнул пятерней ему в грудь набычившийся Борис.

Карпин посмотрел на руку и тихо, без всякой угрозы сказал:

– Еще раз дотронешься, уроню.

– Немедленно прекратите, лейтенант, – вскинулся Лукин. – Это приказ!

– Продолжай, лейтенант, – разрешил Зотов.

–Борис, а ну гони их!

Борис, возвышавшийся над лейтенантом на целую голову, попытался сграбастать Мишу за шею. Последовал молниеносный, невидимый глазу удар. Голова Бориса дернулась, жутко хрустнула челюсть, из него словно выдернули все кости, оставив мягкую, студенистую плоть. Борис неуклюже заваливался. Сухощавый и правда оказался быстрым. Он, еще не успевший ничего толком понять, сработал на рефлексах. Ствол автомата пополз вверх. Кровь вскипела у Зотова в висках, он мягким полушагом оказался рядом, перехватил ствол «МР-40» и коротким мощным ударом врезал шустриле в солнечное сплетение. Партизан подавился всхлипом, глазки закатились. Короткая очередь вспорола земляной пол, тесное помещение наполнилось запахом пороха. Успел, тварь. Партизан упал, оставив оружие Зотову.

Решетов выхватил револьвер, прицелился в ошалевшего Лукина и приказал:

– Не дергайся, пристрелю.

– Вы… вы что себе позволяете! – самодовольная улыбочка сползла с морды Лукина. – Вы за это ответите!

– Ответим, непременно ответим, – спокойно отозвался Зотов, хотя внутри все клокотало и прыгало.

В дверь сунулся часовой, глаза у парня полезли на лоб.

– Назад, – бросил Решетов через плечо.

Борис валялся безжизненной грудой. Худощавый стрелок корчился на полу, давясь надсадным астматическим кашлем. По-собачьи скулил забившийся в угол Сашка. Часовой испуганно пискнул и убежал.

– Сашка, – Карпин, переступив через тушу Бориса, склонился к Волжину.

– Не трогай, не трогай меня, пусти, – Сашка свился в кольцо. – Я виноват…

Лейтенант с легкостью подавил сопротивление, распустил завязки Сашкиных кальсон и потянул тонкую ткань на себя. До Зотова донесся глухой звериный рык. Сначала показалось, что под штанами еще одни. Сашка бился и кричал. Его ноги превратились в сине-черно-багровое месиво изодранной, порванной плоти. Зотов часто взахлеб задышал, прогоняя подступившую дурноту. Пытал Сашку мастер. Человек, искренне любивший свое ублюдское дело. Никаких следов крови, только огромные синяки и страшные, сочащиеся желтой сукровицей ожоги. Это продолжалось не один день. Пока Зотов с компанией ошалело бегал по лесам, Сашку мучили, и никто ему не помог. И Сашка сломался. Гордый, насмешливый, смелый, вечно сам себе голова, Сашка Волжин сломался. Все ломаются рано или поздно, всегда.

– Это он сам, – к Лукину вернулось самообладание. – Я его пальцем не тронул, правда, Сашенька?

– Сам я, сам, – Сашка скулил и ползал в ногах, пуская вязкие слюни. – Никто меня… Сам.

– Ну, видите? – осклабился Лукин. – Несчастный случай. А меня Сашенька любит. Я у него единственный друг.

Через что прошел Сашка, сколько боли вынес, Зотов знать не хотел. Он просто чувствовал эту боль, пропустив ее через себя. Раньше, лет двадцать назад он дал бы волю эмоциям. Водился за Зотовым этот грешок. Потом жизнь отучила, залила пламя холодным расчетом и привычкой продумывать ходы наперед. Он сдержался, начав считать про себя: один, два, три… На счет три Карпин сорвался с места и вцепился в Лукина, словно пес. Майор завизжал, оба упали под стол, пихаясь и ворочаясь в тесноте. Мишка оказался сверху, смазал майору по морде, попав, жалко, вскользь. Лукин, мужик здоровый, повоевавший, сопротивлялся, прикрываясь руками и пытаясь спихнуть с себя осатаневшего лейтенанта. Удары шли вязкие, словно в тесто.

– А ну прекратить! – в землянку ворвался Марков, взъерошенный, дикий, с перекошенным страхом лицом. Зотов никогда не видел командира таким. – Разошлись!

Марков ухватил Карпина за плечи, оторвал от майора и с неожиданной силой отшвырнул прочь. Мишка пролетел пару шагов и впечатался в нары. В дверях толпились партизаны, мелькало красное, изумленное лицо Аверина.

– Сукины дети! Отошли! Как пацанята неразумные, м-мать!

– Не ори, – просто сказал Зотов. – Эта тварь получила за дело. Посмотри, что с Сашкой наделали.

Марков охнул при виде Волжина.

– Да что же это такое.

Лукин ворочался под столом и хрипел. Худощавый прекратил кашлять и чуть слышно стонал. Пострадавший больше других,Борис очнулся, встал на карачки и тряс головой, схаркивая кровавую жижу и осколки зубов. Карпин поднялся как ни в чем не бывало. Только грудь бурно вздымалась, и на заострившемся лице застыли страшные, пустые-препустые глаза.

–Майор признание выбил, – сообщил Зотов. – Вот так он работает. И да, они первые начали.

– Врешь, – завыл Лукин, правая сторона лица стремительно вздувалась фиолетовым синяком. Приятно смотреть. – Врешь, сука!

– А ну молчать! – Марков грохнул кулаком по столу. – Всех под суд отдам, всех! Чего удумали!

– Товарищ кома…, – попытался возразить Лукин и нарвался на бурю.