С привкусом пепла

Так втроем к Лукину и ввалились. Часовой на входе посторонился, разом сникнув под свинцовым взглядом Карпина. Кроме майора в землянке торчали двое мордоворотов, фамилий которых Зотов не помнил или не знал. Один махина, под два метра ростом, саженным размахом плечищ, длинными руками, бычьей шеей и глазами убийцы. Второй поменьше, сухощавый и явно очень быстрый. Такие опасней всего. Оба внимательны, собраны и вооружены.

– Ого, какие люди, – восхитился сидящий за столом Лукин. – Вам чего?

– С Сашкой хотели поговорить, – тяжело выдохнул Зотов.

– А больше ничего не хотели? – прищурился Лукин. Громила угрожающе заворчал. Зотов отчетливо понял, по-хорошему не получится.

– Выкинуть их? – пророкотал верзила.

– Да не надо, Борис , – фальшиво улыбнулся Лукин. – Люди переживают, беспокоятся, их можно понять. Вы, товарищи, уходите, не до вас мне сейчас.

– Зря ты, Володя, так, – обронил Решетов. – Смотри, как бы не вышло чего.

– Угрожаешь, капитан?

– Может и так, – в глазах Решетова зажегся знакомый безумный огонь.

– А может все успокоимся, – Зотов поспешил разрядить ситуацию. – Майор, дай переговорить с Сашкой и все.

Лукин вперил в него внимательный взгляд и неожиданно согласился:

– Лады. У вас две минуты. Борис, приведиарестованного.

Ого, надо же, на уступку пошел, – удивился про себя Зотов, искоса посматривая на Карпина. Господи, лишь бы не дурканул. На лице лейтенанта ни один мускул не дергался, он отстраненно посматривал в потолок, изучая щели в накате и грубо отесанные сучки. Решетов расслабленно, вполоборота привалился к стене, прикрыв от посторонних взглядов ненароком расстегнувшуюся кобуру.

Похожий на гориллу Борис отодвинул засов на двери в другую половину землянки и глухо проворчал:

– На выход, морда.

Внутри послышалось сдавленное мычание и тихий, болезненный стон. У Карпина едва заметно заиграл желвак и надулась вена на правом виске. У Зотова от напряжения ноги свело и уркнуло в животе.

– Реще давай, –Борис запустил руку в темноту и выволок наружу то, что осталось от веселого и смелого парня Сашки Волжина. Сгорбленное, издерганное, жалкое существо. Взгляд глубоко запавших глаз затравленный, дикий, потухший, щеки ввалились и заросли неряшливой щетиной, плечи опущены. От Зотова не укрылось с каким ужасом Сашка мельком поглядел на довольно улыбающегося Лукина. Синяков и ссадин на лице не было. Бледно-зеленый, измотанный, это да, но никаких следов пыток и избиения.

– Сашка, – Карпин сделал шаг.

Волжин отшатнулся, скорчился у стены и зашептал, словно умалишенный:

– Я… Я убил. Судить меня надо, судить…

– Сашка, – Карпин вытянул руку.

– Не трожь арестанта, –Борис встал на пути.

– Я, только я. Задуши-ил, – скулил Сашка, трясясь осиновым листом на ветру.

– Отойди, – глухо обронил Карпин, смотря в пустоту. Глаза лейтенанта омертвели.

– А если не отойду? – ухмыльнулся Борис.

– Миша, не надо, – попросил Зотов, прекрасно зная, к чему это все сейчасприведет.

– Да, Миша, не надо, – улыбка у Лукина прямо сияла. – Рядовой Волжин написал чистосердечное признание и раскаивается в содеянном. Ты ведь раскаиваешься, Александр?

Сашка, испуганно вжавшийся в угол, истово закивал:

– Я это, я. Убил. И раскаиваюсь. Пожалуйста не надо…

– Вот, раскаялся человек. И не стоило следствие за нос водить. – Лукин выложил на стол лист исписанной бумаги. – Ознакомьтесь, товарищи.

Зотов подтянул бумагу к себе и стал читать, хмурясь все больше и больше. Признание Волжина. Короткая и страшная история, записанная чьей-то уверенной, набитой рукой. Командиру партизанского отряда «За Родину»… Александр Иванович Волжин, одна тысяча девятьсот двадцать первого года рождения… Уроженец города Ростов-на-Дону…Двадцать седьмого апреля сорок второго года, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения… в конфликт с Твердовским О. И. … Затаив неприязнь… Подкараулил и задушил Твердовского О.И. обрывком веревки… Орудие преступления выбросил… Заметая следы, попытался подстроить самоубийство… Число, подпись. Подпись совсем детская, угловатая. Эх, Сашка, Сашка, – Зотов брезгливо передал бумагу Решетову. Капитан быстренько пробежался глазами и хмыкнул:

– Филькина грамота.

– Чистосердечное, – щелкнул пальцами Лукин.

– Царица доказательств, – согласился Зотов, не сводя с Волжина глаз. Нехорошее предчувствие нарастало. – Саш, рубашку сними.

– Зачем? – Волжин сжался, поглядывая на Лукина.

– Сними, сними, – великодушно разрешил майор. И ощутимо напрягся.

Сашка неловко ухватил полы застиранной гимнастерки и потащил через голову, обнажая поджарое, загорелое тело. Худое, с выпирающими ребрами, но чистое, без всяких намеков на физическое воздействие. Как его тогда сломали, как? Неужели и правда убил?

– Убедились, Виктор Палыч? – ласково ощерился Лукин. – Думали,выбили показания? Стыдно, товарищ, фашистские методы не используем.

– Штаны пуская снимет, – сказал, ни к кому не обращаясь, Решетов.

– Да прекратите, капитан, – натянуто ухмыльнулся Лукин. – Вам рубашку сняли, теперь и штаны? Самим не смешно? Ваши две минуты истекли. Борис, уводи.

– Пусть штаны снимет, вместе и посмеемся, – распорядился Зотов.