С привкусом пепла

– Молчать, я сказал! – Марков остервенел. – Всех к стенке за саботаж! Командиры! Тьфу. Какой пример бойцам подаете? Пьяная драка, стрельба, поножовщина. Это дисциплина по-вашему? Всех к стенке, всех! Чтоб не повадно.

– Прямо уж всех, – буркнул Решетов. – И никакая не пьяная. По трезвяку.

– Решетов, – командир резко повернулся на каблуках. – Ты рот не открывай у меня.

– Нечего затыкать, – Решетов спорить не стал и отвернулся.

– Сука, не отрядом, а детским домом командую! Беспризорников-урганов набрал! Жуликов! Глотки друг другу режете, а у меня, между прочим, немец прет! Это как?

– Виноваты, товарищ командир, – покаялся Зотов. – Я лично виноват, не смог драку остановить. Эмоции перехлестнули, как Сашку увидели.

– Эмоции, – передразнил Марков, стремительно успокаиваясь. – Меня подводите, гадины, весь отряд!

– Товарищ ко…, – снова завел шарманку Лукин.

– Ты майор не лезь, я с тобой позже поговорю, – пригрозил пальцем Марков. – Руки-то оборву. Пытальщик выискался, средневековье развел. Думаешь, управы на тебя нет? Есть. У меня такого не будет, сукин ты сын!

– А вот оскорблять не надо! – обиделся Лукин. Правый глаз заплыл, превратившись в щелочку.

– Я тебя щас оскорблю, – Марков поник. – Ты мне за это ответишь. Сейчас времени нет. Собирай свою шайку, и чтоб через час тебя в лагере не было. Топайте в Кокоревку, на усиление, а то засиделись тут, самодеятельность развели. Немец просраться вам даст!

– Есть, в Кокоревку, – нахмурился Лукин.

– Разошлись, я сказал!– Марков коршуномнакинулся на толпящихся у входа зевак.

– А ты, Решетов, – командир уставился на Никиту. – Ночь на отдых и дуешь обеспечивать безопасность совета командиров. Он на нашей земле пройдет, с нас и спрос. План мне к полуночи на утверждение предоставь. И чтобы без фокусов!

– Надо так надо. Раз больше некому. Разрешите идти? – подтянулся Решетов.

– Проваливай, – Марков кивнул на Волжина. – Этого в санчасть, быстро. Ну, чего встали?

Зотов первым вывалился на воздух. Лесом овладевали молочные сумерки, небо на западе подкрасилось свернувшейся кровью, лучи заходящего солнца подсвечивали алым подбрюшья редких кучевых облаков. Горячка быстрой, яростной схватки постепенно ушла, оставив на память злую радость и усталость в ногах. Карпин увел Сашку в госпиталь. Марков ярился и орал, гоняя всех, кто под руку попадется.

– Пошли, – Решетов дернул за плечо. – Спрячемся у меня, переждем. Лукин, сука, каков? Хуже фашиста!

– Хуже, – вяло согласился Зотов. Методы майора его совсем не шокировали. Видел и гаже.

В землянке решетовской команды чадила масляная лампа из расплющенного орудийного снаряда. Умельцы наловчился делать такие в самом начале войны. Света мало, копоти много, но в отсутствии альтернативы самое то. Все лучше, чем в потемках сидеть. Фронтовой уют. Командира встретили пять пар настороженных глаз. Из присутствующих Зотов узнал только Есигеева и Кузьму, партизан, с которым отступали из Тарасовки. Шорец сидел возле входа и точил охотничий нож. Остальных тоже вроде видел, но представлен не был. Кузьма опустил автомат. А решетовцы-то готовы к неожиданностям. На улице часовой, сами на взводе. Вся эта беспечность Решетова в отношении убийцы лишь напускная. Погано чувствовать себя дичью.

– Будь как дома, – Решетов снял шинель и повесил на гвоздь вбитый в стену.– Здарова, насяльник, – улыбнулся Есигеев. – Как зизнь?

– Потихонечку, – улыбнулся Зотов. – Здорово, бойцы.

Ему ответили вяло и вразнобой. Люди занимались своими делами. Кто-то спал. Бойцов у Решетова осталось немного. Считая капитана и часового, семь штыков, не густо, прямо сказать. Про Саватеева Зотов решил капитану не говорить. Ляпнешь, наживешь херовый вопрос: «Откуда узнал?» Отвечать на него не хотелось. Юлить и врать тем более. А правда ни кому сейчас не нужна. Расскажешь о связи с Каминским, не правильно поймут и будут правы, черт побери. Специфику работы партизанам так просто не объяснишь. За связь с врагом по головке гладить не будут и грамоту не вручат. Разве пулю.

– Выпьем с горя, где же кружка? – Решетов рухнул за стол.

– Можно, – Зотов сел на обрубок бревна. – Но я чего бы поел, не жрамши с утра.

– Пакшин, осталось чего? – спросил Решетов.

С нар сполз угрюмый мужик с ветвистым шрамом через всю левую щеку и глазами отъявленного душегуба.

– Всех не прокормишь, – пробасил он, звеня посудой.

– Не жадься, – укорил Решетов.

– Чего за кипишь в лагере был? – поинтересовался Кузьма. – Вроде пальба. Мы не полезли, ну его нахер.

– И правильно, – похвалил Решетов. – Молодцы, пускай командира заживо убивают. Это мы с Лукиным сцепились.

– Я его давно пристрелить предлагал, – скривился Кузьма и было не ясно, шутит он или нет. Уточнять Зотов не стал, и без того ловя на себе недобрые взгляды. Чужим тут явно не рады.

– Экий ты кровожадный, Кузьма, – рассмеялся Решетов. – Ничего страшного, Марков разнял.

– Лукин, сука, злопамятный, непременно отмстит.