— Я пришла за вами, чтобы вместе пойти к врачу.
Он испуганно выпрямился:
— Что с вами?
Я приняла насмешливый и наглый вид:
— Вы, понятно, не догадываетесь, что со мной. Вот уже два месяца... Вы не догадываетесь, не правда ли? Итак... вот уже два месяца...
Мои рыдания усилились.
— Вы понимаете... не правда ли? Это немыслимо. В моем положении... с моей семьей... Как вы эгоистичны! Вы стоите передо мной и не скажете мне ни слова. Неужели вас не волнует то, что вы будете отцом?
— Вы уверены? — спросил он.
Он начал метаться по комнате, как лев в клетке. Он был в отчаянии.
— Я не могу на вас жениться...
Само собой разумеется, раз он уже был женат.
— Вы должны найти какой-нибудь выход,— кричала я, топая ногами.
Он пытался быть спокойным.
Я вернулась домой в веселом настроении, потому что в результате этой комедии рассчитывала обнаружить секретный проход через Пиренеи.
Мне оставалось разыграть еще несколько трудных ходов.
Вскоре я застала барона в чрезвычайно встревоженном состоянии. Его волнение было вполне понятным.
Я присела с усталым видом.
— Что вы собираетесь делать? — спросил он.
Я пожала плечами:
— Ничего. Я не хочу рисковать жизнью. Мы его сохраним. В конце концов, это будет очень мило. Мы будем вместе водить гулять нашего ребенка в Кастильенне; если это будет сын, я его представлю вашей дочери. Дети будут играть вместе.
— Но вы же хорошо знаете,— повторил он,— что мы не можем пожениться.
— Кто вам сказал, что я хочу выйти за вас замуж?
Желание мести заставляло меня быть жестокой.
Мне нужно было его запугать.
В течение двух или трех дней я превратила его жизнь в ад. Когда мы шли по улицам, я останавливалась перед витринами детских магазинов, рассматривала приданое для новорожденных. Я спрашивала его, предпочитает ли он белый или розовый цвет для младенцев, прыгала от радости при виде детских пелеринок, говоря:
— Мы его оденем в такую же, не правда ли, Ганс? Если это будет девочка...
Когда мы проходили мимо магазина детских колясок, я входила в магазин, чтобы посмотреть образцы. Я хотела даже меблировать в своей квартире комнату для ребенка и накупить игрушек. Барон фон Крон был чрезвычайно подавлен.
Тогда же я приобрела теплые вещи для перехода через Пиренеи, так как предвидела в ближайшем будущем возможность экспедиции.
Изменчивость моего настроения сводила барона с ума. Один день я нападала на него за то, что он не торопится помочь мне освободиться от ребенка, на другой день я пела дифирамбы материнству и мечтала о будущем ребенке. Барон безуспешно пытался меня успокоить. Он старался заставить меня здраво рассуждать. В конце концов я предложила ему план, уверенная, что он его примет.
— Я знаю в Париже одну женщину,— сказала я,— которая, наверно, помогла бы мне, но я не могу поехать во Францию, и вы это знаете. Следовало бы ее выписать сюда. Однако это будет очень дорого стоить.
Он задумался. Этот выход из положения ему не улыбался. Француженка, которая приедет из Парижа, могла только его скомпрометировать.
— Отложим разговор до завтра,— предложил он.
На следующий день он сказал мне, что не может согласиться на такое решение вопроса и что нужно найти другой выход.
Наша жизнь стала невыносимой. Я не переставала провоцировать его, ссориться с ним из-за пустяков, оскорблять его. Доведенный до отчаяния моей яростью, израсходовав все средства убеждения, он наконец объявил мне, что мы поедем в Барселону, где живет один знакомый ему врач.
— Я предупредил его,— сказал он,— он нас ждет.
Я была очень раздосадована. Конечно, это не соответствовало моим намерениям. Но мне нужно было быть хорошей актрисой. Мы отправились в Барселону. Я еще не была уверена в развязке, но верила, что мне удастся выйти победительницей из этого затруднительного положения.
По прибытии в Барселону мы сразу отправились к доктору Мейеру, который нас действительно ожидал.
Я попала в безвыходное положение. Барон стоял тут же, рядом с доктором. Внезапно я обернулась и посмотрела на обоих.
— Нет,— вскричала я,— я не хочу врача-мужчину... Это невозможно. Найдите женщину-врача.
Барон побагровел. Он не мог усугубить этот скандал перед лицом немецкого врача, и ему приходилось молчать. Все же у меня создалось впечатление, что мой план не удался. Может быть, я проявила чрезмерную жестокость.
Мне кажется, что я никогда в жизни не бежала так быстро по улице. Фон Крон был вне себя. Он угрожал мне, заявляя, что найдет способ от меня избавиться и что я никогда больше не увижу Мадрида. В своей ярости он заявил, что я не более как скверный образец ненавистной расы, существо без совести, созданное только для того, чтобы разбивать жизнь мужчин.
Мы вернулись в отель.
Барон должен, наконец, предложить мне, думала я, перейти Пиренеи по тайной тропе, в противном случае моя игра будет проиграна и обман откроется. К тому же он не стал бы долго ждать, а так или иначе избавился бы от меня.
В номере он посмотрел на меня полу-растерянным и полу-яростным взглядом и объявил: