— Я предложу вам выход. Я уверен, что он вам не понравится и что вы откажетесь. Но я вас предупреждаю, что если вы не согласитесь, то меня уже ничто не остановит. Мне нужно защищать свой положение и свою честь.
Он действительно был готов на все, чтобы избежать скандала, который разразился бы в том случае, если я на самом деле стала бы матерью; это имело бы серьезные последствия для него в Германии и в кругу его знатной семьи.
— Вы — немец, значит, эгоист,— отвечала я.— Вы думаете только о своем положении. А мое положение? Вы о нем подумали? Что вы хотите потребовать от меня?
— Мы знаем тайный проход через Пиренеи. Вы можете переправиться этим путем во Францию и разыскать вашего доктора.
— С вами?
— С контрабандистом, ночью.
— Нет, не хочу,— сказала я.— Если вас не будет со мной, то я отказываюсь. Вы хотите избавиться от меня, хотите, чтобы меня убили.
— Вы ставите на карту свою жизнь,— настаивал он.
— Мне все равно. Можете делать что хотите.
Слишком быстрое согласие возбудило бы его недоверие. Я продолжала хитрить.
Он оставил меня под предлогом дел в городе и сказал, что зайдет позже.
— Подумайте,— сказал он,— мне кажется, вы достаточно умны, чтобы понять. Я вам даю несколько часов на размышление.
Он яростно захлопнул за собой дверь.
Я победила.
Поздно вечером барон пришел ко мне в отель смущенный, опасаясь нападок с моей стороны.
— Я согласна пройти через Пиренеи. Мне необходимо уехать. Обо мне достаточно болтают. Что же скажут, если у меня будет от вас ребенок?
Лицо фон Крона прояснилось и озарилось внезапной радостью. Радость преобразила его: он был нежен, льстил мне, клялся, что никогда не сомневался в моей доброй воле, что я исключительная и умная женщина и т. п.
— Завтра в десять вечера все будет готово,— прибавил он.
Он был так счастлив, что преподнес мне на следующий день большой бриллиант, купленный у одного барселонского ювелира.
2 февраля 1917 года в 10 часов вечера барон проводил меня в автомобиле до Фигераса. Мы проехали город, съежившийся в ночи, город, в котором горел всего один огонек.
Остановились мы в пустынном месте, холодном и открытом ветрам, на перекрестке двух дорог. Нас ожидал человек с двумя мулами.
Предпринимаемая мной экспедиция была очень опасной. Перебраться через горы по тропе контрабандистов — значило идти навстречу опасности, особенно в военное время.
Фон Крон отвел меня в сторону.
— Марта, вы говорили, что ваш приятель готов сделать все, что вы от него потребуете. Я привез с собой...
Он вынул из кармана два вечных пера. Его лицо озарилось улыбкой.
— Эти два приборчика,— пояснил он,— на вид совсем обычные, но с ними надо обращаться с осторожностью. Спрячьте их в своих вещах. Способ их употребления очень прост: вы нажимаете пружинку, которая играет роль огнива и воспламеняет фитиль, затем бросаете перо на сооружение, в котором имеется газ и электричество. Если оно будет правильно брошено, взрыв здания неминуем.
Мы прошлись немного по замерзшей земле. Зима была суровой.
— Вы попросите вашего приятеля,— прибавил фон Крон,— бросить эти приборы на один из заводов в окрестностях Парижа. И если он может это сделать, то я предпочел бы, чтобы это был такой завод, как «Шнейдер» в Гавре.
— Неужели вы думаете,— сказала я,— что Зозо будет рисковать своей шкурой без всякого денежного вознаграждения?
— Пусть он мне напишет о своем согласии,— ответил фон Крон,— я пошлю ему деньги.
Мы пошли дальше. В темноте едва вырисовывались силуэты контрабандиста и мулов.
— Если вы захотите вернуться этим же путем, то напишите мне письмо в двойном конверте на адрес господина Лапорта, таможенного чиновника в Пертюсе.
Я положила оба пера на дно своего чемодана, твердо намереваясь избавиться от них при первом удобном случае. Мой спутник — высокий парень, плохо одетый, мрачный, настоящий тип контрабандиста из комической оперы — прочно привязал багаж к своему мулу. Я села на другого мула. Мина бежала за нами, и мы тронулись по направлению к Франции.
Погода была холодная и сухая. Мы оставили дорогу и ехали по довольно удобной горной тропе. Подмораживало. Мулы с трудом продвигались вперед и иногда скользили по камням. Я угадывала вдали темные вершины гор. Несмотря на теплую одежду, меня иногда начинало знобить, и я до сих пор не знаю, что было причиной: холод или волнение. Я знала, что наш путь будет длиться много часов. Мне нужно было бороться со сном, не терять присутствия духа и запечатлеть в памяти этот маршрут.
На одном из перекрестков мой проводник соскочил с мула, приложил ухо к земле и стал прислушиваться. Затем, успокоенный тишиной, снял со своего мула одеяло, разрезал его ножом на восемь частей и обернул ими копыта мулов.