С того дня и после. Срубленные зимой

Постепенно входим в возраст‚ когда кругом слышишь: это надо есть обязательно‚ а этого обязательно не есть. Все хотят долго жить‚ хотя гласно сообщают‚ что на это не претендуют‚ но желают умереть здоровыми (что‚ по-моему‚ еще более обидно). На улицах полно бегунов: кто трусит‚ кто прыгает‚ кто скачет. В предыдущем поколении этого не было: больше думали‚ как семью прокормить...

Вот сижу‚ пью чай: не какой-нибудь‚ а Высоцкого; читаю газету: не какую-нибудь‚ а "Московские ведомости" за 13 мая 1904 года (купил в букинистическом за пятьдесят копеек). А в газете не что-нибудь‚ а сообщение на первой странице: "Правление товарищества чайной торговли В.Высоцкий и Ко с глубоким прискорбием извещает о последовавшей 11 мая ночью кончине незабвенного учредителя товарищества и члена правления Вульфа Янкелевича Высоцкого. Похороны на Дорогомиловском еврейском кладбище 13 мая в час дня. Согласно предсмертной воле покойного просят венки не возлагать". Значит‚ жил долго. И прошло с тех пор ровно восемьдесят лет. И хотя не осталось от него прямой родни в этом чайном деле (как мне известно)‚ и кладбища того уже нет‚ но чай‚ наверно‚ останется надолго...

Телефонный разговор прошел хорошо. Мы ждали только минут пятнадцать. Я выстраиваю родственников около кабины и пропускаю по одному через трубку‚ чтобы каждый мог прокричать и услышать. Вообще эти разговоры одна морока‚ как свидание в тюрьме‚ и я не люблю‚ когда телефонистка в конце говорит: "Предупреждаю об окончании разговора. Прощайтесь..."

Дом на Суворовском становится стареньким. После многочисленных промочек есть надежда‚ что ванна из девятой квартиры упадет в ванну квартиры номер семь. А Мишкиной матери восемьдесят семь лет. Сварила курицу‚ сделала салат‚ купила торт‚ а потом позвала нас и говорит: "Давайте выпьем за мое здоровье. Можно чокаться. Я пока живая..."

Я‚ конечно‚ похож на отца в какой-то степени. Вот живучестью не похож‚ волей к жизни‚ даже поесть-попить с удовольствием не умею. А поспать – это похож. Могу бесконечное количество раз уснуть и проснуться‚ и вообще спать как собака‚ по нескольку раз в день‚ если удается. Надо больше спать‚ во сне люди не так изнашиваются. Ем сейчас немного: не то‚ чтобы диета какая‚ а так‚ видимо‚ свое уже съел. В тех редких случаях‚ когда надо всунуть нитку в иголку‚ вспоминаю нашу няню. Как мне казалось странным и смешным‚ что она затрудняется с этим. А было ей тогда чуть за сорок...

Ездили в Востряково. Погода хорошая‚ тихо после городской суеты. Обошли всех‚ постояли‚ прибрали‚ посадили цветы. Сейчас сложилась некоторая традиция: на кладбище‚ как в гости‚ большинство там. По–прежнему платим Шуре Лагутиной‚ чтобы следила за могилами: она знала живыми всех‚ за могилами которых ухаживает. Шура‚ говорю‚ ты теперь всемирно известна‚ тебя вспоминают в письмах из-за границы...

Письмо сто сорок четвертое. Завтра ровно семь лет‚ как попрощались в Шереметьево. Можно сказать: быстро время пролетело‚ а можно – и медленно. И. заявил‚ что он тоже не прочь поехать‚ но что с этого можно иметь и где? Все согласились‚ что ничего он не может иметь и нигде‚ на том и порешили...

Мою плоть постепенно убивают вегетарианским питанием‚ и все попытки успешно пресекаются. Хочу‚ говорю‚ котлету с чесноком. А мне: ты помнишь‚ летом нам встретился симпатичный теленочек‚ такой ласковый‚ с мокрым носом‚ – что же‚ ты хочешь из него котлету? Необязательно‚ отвечаю‚ из него‚ и необязательно из коровьих младенцев. Ага‚ значит надо убить старую корову‚ которая всю жизнь работала‚ давала молоко‚ и вот ведут эту старушку на бойню‚ и она‚ конечно‚ всё понимает‚ и т. д. и т. п. В итоге мне дают капустную котлету‚ правда‚ с чесноком…

Всё заметено снегом. Кладбище отдыхает от нашестия людей и обилия цветов. В последнее время стали стучать в окошко синички: пришлось взять на довольствие. Сделал кормушку‚ купил семечек‚ и утром первое дело – помять семечки и насыпать в кормушку. За эти годы в городе появилось много ворон‚ которые поедают птичьи яйца‚ а голубей забивают для еды. Вороны – птицы хотя и умные‚ но чем-то неприятные. Городские волки...

Надвигается сорокалетие окончания войны. Вот это да: сорок лет! Постепенно становишься живым памятником событий‚ а неохота. Как сказал один юморист: сколько бы мы ни писали стихов и романов‚ сколько бы ни ставили спектаклей и кинофильмов‚ а людей‚ которые лично знали Наполеона‚ становится всё меньше и меньше...

Позвонила Шура Лагутина‚ сказала‚ что были чьи-то похороны‚ завалили сзади нашу могилу‚ а она вычистила и вымыла. Все пустоты вокруг уже заняты‚ старые могилы незаметно исчезают‚ появляются взамен новые. Надо держать ухо востро: стоит запустить‚ и не найдешь своих. Поехали на кладбище с граблями‚ лопатами и ведром‚ убрали‚ помыли памятники‚ посеяли траву. Теперь маме было бы далеко за восемьдесят‚ папе за девяносто: вероятность жизни небольшая‚ память о них спокойнее. И вот я решил: пусть растет трава...