С той поры, как ветер слушает нас

И в самом деле. Смерч живёт уже сотни лет, он, наверное, вообще вечный. Маленький Рафаэль? Нет... Ну что с ним может случиться – он ведь такой осторожный и трусливый. А больше у неё никого и нет... Это что-то ночное...

Мария встала.

«Пойду-ка я лучше к морю, искупаюсь. Всю дурь как рукой снимет».

Она надела купальник, взяла с собой махровый халат и шапочку для волос.

Вышла на веранду, толкнула дверь, которую никогда не запирала.

Дверь чуть-чуть приоткрылась, но дальше не пошла. Что-то держало её снаружи.

Мария налегла плечом.

На крыльце что-то металлически зазвенело, рассыпалось.

Мария протиснулась в образовавшуюся щель и ахнула.

Дверь подпирала куча старинных золотых монет и украшений.

В ещё неярком утреннем свете всеми красками радуги играли бриллианты, которыми были усыпаны распятья – большое и маленькое. Поверх золота лежали жемчужные ожерелья, светились драгоценными камнями целые россыпи перстней и колечек, всевозможных серёг, браслетов и диадем, украшенных рубинами и изумрудами.

У Марии поплыло перед глазами.

«Это Смерч! Я говорила о деньгах, упрекала... Он где-то выкопал клад и принёс».

– Где ты? – шёпотом спросила она, охватывая горячечным взглядом утренний сад. – Ты здесь? Отзовись. Я прошу тебя: отзовись! Я была не права... Я больше не сержусь на тебя.

В саду ни шороха, ни звука, ни ветерка.

«Здесь целое состояние! – Мария не могла оторвать глаз от сокровищ. Их хватит на всю жизнь: детям, внукам, правнукам... Это какое-то чудо!»

И тут пришёл ужас: вдруг кто увидит, отберёт. Чтобы завладеть таким богатством, могут и убить.

Мария бросилась к машине. Рывками, то перегазовывая, а то изо всех сил нажимая на тормоз, подогнала её к крыльцу, открыла багажник.

Украшения ещё старалась класть аккуратно, чтобы не повредить драгоценные камни, а золото уже бросала горстями. Затем сняла халат, стала сгребать монеты прямо в него.

Быстрее!

Ещё быстрее!

«Это твой шанс, Мария! Не упусти его, Мария! Бери его, Мария!» заклинала она самое себя, задыхаясь от радости и одновременно млея от страха, что кто-нибудь чужой застанет её за этим занятием – хотя бы та же старая зануда.

Когда всё подобрала, ещё раз на коленях обшарила каждый уголок, каждую щель крыльца – не закатился ли случайно какой-нибудь камушек или дублон?

И только когда захлопнула багажник и закрыла его на ключ, почувствовала себя в безопасности. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Хотя, конечно, в таком крупном рискованном деле без помощника ей не обойтись...

Глаза заливал пот усталости, сердце колотилось; как после подъёма, на горную вершину, и Мария без сил присела прямо на багажник.

Мозг её, однако, работал быстро и чётко.

Отдышавшись, она поехала на почту и, ни на минуту не выпуская из виду свою малолитражку, отправила Маленькому Рафаэлю телеграмму:

«Немедленно приезжай необходима твоя помощь жду вечером Мария».

Подъезжая к дому, она вдруг вспомнила, как ходила по комнатам, мечтала о том, что бы она сделала, будь этот дом её. Перед глазами вновь возникло лицо старой зануды.

Мария злорадно рассмеялась.

Уж теперь она не пожалеет лишнего камушка, а десять, нет – двадцать раз заставит эту крысу унизиться. За деньги та на всё пойдет... Во всяком случае, дом этот старая зануда назад не получит. И поломанный персик тоже.

Мария загнала машину во двор, заперла ворота. Всё! Теперь остаётся ждать Рафа.

Взгляд её остановился на куче того, что ещё два дня назад было прекрасными белыми лотосами. Лепестки их сморщились, стали грязно-жёлтыми. От кучи шёл странный запах, в котором ещё чувствовался и тонкий, чуть сладковатый аромат, и уже явно пробивался тяжёлый болотный дух разложения.

«Он ушёл! – поняла вдруг Мария. – Ушёл навсегда. Улетел. Может быть, даже умер... Раз он не разбил окно, не хлопнул дверью... Это конец. Конец всему, что было...»

Она прислонилась к дереву и тихонько заплакала.

Но то ли слёзы были лёгкими, то ли ветер их сушил, но глаза плакали-плакали, а щёки оставались сухими.

Это были явно чужие слова, и пришли они не из огненных глубин сознания, а откуда-то извне, издалека:

«Дыхание твоё – нежный запах дыни и молока.

Песчаные многокилометровые отмели, пушок на щеке персика – вот на что похоже прикосновение к твоей коже, Мария.

Лёгкие перья облаков – волосы. Нет в мире большего наслаждения, чем перебирать и гладить их.

Руки твои – два тёплых течения,

...тёплых... тёплых... тёплых...»

Если бы Стромболи не знал, что разумные стихии не умеют мысленно разговаривать на больших расстояниях, он бы поклялся: эти слова, эти «вопли влюблённого мальчишки» принадлежат его ветреному другу. Впрочем, кто знает. Может, он научился общаться без контакта аур?!

Пойманные Стромболи сигналы были очень слабые, тающие в пространстве как эхо.

И старик вулкан забеспокоился.

Он загрохотал и задымил, не ожидая очередного выброса, выплеснул в сердцах через разрушенный северо-западный борт кратера изрядную порцию лавы.