С войной не шутят

— А ну, смывайся отсюда немедленно, — прошептал беззвучно, — пши!

Но Каляка-Маляка и не думал смываться, он привычно потерся о ногу Мослакова, замер.

— Где ты, тварь? — проорал в очередной раз мюрид, вращая глазами и от злости делаясь еще более черным.

Каляка-Маляка, не привыкший к такому крику, выгнул спину дугой.

— Тихо, Каляка-Маляка, — предупредил его Мослаков, — не возникай!

Мюрид ткнул автоматом в одну сторону, в другую, потом развернулся лицом к рубке, и Мослаков напрягся — вдруг мюрид засек там Ишкова? Сейчас даст очередь, и все… Но Ишков опустил защитную стальную «ресницу», угодить очередью в прорезь «ресницы» — дело трудное, и Мослаков успокоился.

Каляка-Маляка выгнул спину еще круче.

Солнце стало припекать сильнее, от железа начали исходить прозрачные дрожащие струи.

— Ну! — яростный крик мюрида был схож с выстрелом.

Каляка-Маляка неожиданно фыркнул и сорвался с места. Он беззвучно одолел пространство, отделяющее его от мюрида, и взвился в воздух. Каляка-Маляка бесстрашно летел к мюриду, по-беличьи раскинув в обе стороны лапы и норовя выцарапать ворогу глаза.

Мюрид вскрикнул гортанно, на длинной, как у коня, мускулистой шее его вздулись жилы, за криком послышался хохот — мюрид хохотал безудержно, весело, в следующий миг он ткнул стволом автомата в сторону Каляки-Маляки и нажал на спусковой крючок.

В воздух полетели клочья шерсти, брызги крови — очередь разрезала Каляку-Маляку пополам. Мослаков почувствовал, как что-то горячее сдавило ему горло, в глазах возникла радужная мокреть. Он стремительно выдвинулся вправо, выходя из укрытия, и в ту же секунду, опередив мюрида, дал по нему короткую злую очередь.

Автомат вылетел из рук мюрида, изуродованной железкой подскочил вверх — в него попали сразу две пули, смяли, словно детскую жестянку, две пули попали также в самого мюрида. Он схватился рукою за горло, сжал его, сквозь пальцы брызнула кровь, мюрид, хрипя и напрягаясь шеей, сделал несколько шагов назад и запрокинулся на спину. Ткнулся головой в борт.

В рубке тем временем послышались выстрелы. Мослаков развернулся, увидел, что Ишков стреляет из автомата в открытую дверь, а из-под «ресницы» тонкими папиросными струйками тянется дым.

Ишков стрелял, не выпуская из рук штурвала. Куда конкретно он бил, Мослакову не было видно.

Иллюминатор в двери был пробит пулями. Отстрелявшись, Ишков ударил прикладом по продырявленному стеклу, но стекло было прочное, с одного удара не поддалось. Ишков ударил еще раз, посильнее, потом еще, выколотил кусок, спихнул ударом ноги за борт.

Мюрид продолжал дергать одной ногой, вторая была парализована. Мюрид умирал.

Мослаков поморщился. Мюрид его не интересовал — интересовал Каляка-Маляка, точнее, то, что осталось от кота.

— Ах, Каляка-Маляка, — Мослаков сморщился жалобно, дернулся, словно бы прикоснулся к оголенному электрическому проводу, шмыгнул носом, — Маляка ты, Маляка…

Он неожиданно почувствовал, что перестал слышать звуки, видеть цвет — все вокруг стало черно-белым, как изображение в старом телевизоре, и солнце перестало припекать, успокоилось — оно сделалось совсем иным, чем было минуту назад, словно бы в нем что-то отказало либо вообще умерло.

— Бедный Маляка… — пробормотал Мослаков.

Ему надо было прийти в себя.

А вокруг шел настоящий бой. Сторожевик продолжал упрямо двигаться вперед, тащил за собою два нарядных катера. «Дагестанцы» хоть и не могли его догнать, но и не отставали.

На ходовую рубку нападали уже дважды, пытаясь выкурить оттуда рулевого, но Ишков умело отстреливался. Он вообще оказался крепким парнем, матрос Ишков, — в крови у него сидели солдатские гены, — проявлял храбрость и смекалку.

Кому принадлежат эти два катера, какому подонку? Неужели толстобрюхому астраханскому богатею, к которому поступил в услужение Пашка Никитин? Ах, Пашка, Пашка! Шипр! Не думал Мослаков, что судьба, эта безжалостная, страшная тетка, столкнет его с бывшим другом в одной бане, в одной жарильне.

Жарко сделалось в этой бане.

Образовался узелок. Не узелок, а узел. И разрубить этот узел надо было обязательно…

В это время Папугин получил сообщение, что в море замечена сильная стрельба.

— В каком квадрате? — спросил он.

Капитану первого ранга назвали квадрат. Папугин глянул на карту.

— Час назад там был «семьсот одиннадцатый». Не случилось ли что с ним?

— Если бы что-то случилось, он дал бы сигнал по радио, — Кочнев вопросительно приподнял и опустил одну бровь. Это движение означало у него недовольство.

— А вдруг у него радио разбито, а? Свяжитесь-ка с «семьсот одиннадцатым».

— Есть связаться с «семьсот одиннадцатым»! — Кочнев вновь приподнял и опустил одну бровь, кашлянул в кулак и вышел из кабинета комбрига.

Попытка связаться со сторожевиком Мослакова ни к чему не привела — корабль не отвечал. Вернулся Кочнев в кабинет комбрига с виноватым лицом, развел руки в стороны:

— Ничего не понимаю!

— Кто там сейчас находится ближе всех к Мослакову? — Папугин, сидевший в старом вертящемся кресле, вновь стремительно развернулся лицом к карте.

Карта висела у него за спиной.