— Я недавно встретил одну такую «пшикалку». Швейцарское средство. Называется… называется… — Дизель запустил руку в карман, зашарил там пальцами. Он извлек из кармана бумажку, провел по ней пальцем. — Называется очень красиво. Как конфеты «Мартакс Марвел», вот. «Мэде ин Швицерлянд». Из Швейцарии, значит. А дух, дух… м-му-у-у, — Дизель восхищенно повел носом из стороны в сторону, — после бритья опрыскиваться можно.
— Тридцать пять флаконов, тридцать пять флаконов, — что-то прикидывая про себя, озадаченно произнес Репа.
— Лучше взять сорок.
— Сорок флаконов, сорок флаконов…
Дизель не выдержал, похрюкал в кулак.
— Знаешь, это мне напоминает старый добрый анекдот, когда два мужика стоят у винного прилавка и размышляют: две взять или три. «Давай возьмем три», — говорит один. «Нет, прошлый раз три взяли — много оказалось. Одна осталась. Давай возьмем две». — «Ну, давай две, так и быть…» — И к продавщице: «Шесть бутылок водки и две ириски».
Репа гулко захохотал.
— Не ожидал от тебя, Дизель. Очень… — Репа восхищенно покрутил в воздухе пальцами, — очень остроумно.
— Так что давай купим сорок флаконов. То, что останется, — не пропадет.
— Сорок так сорок…
Сынков стоял в это время за углом дома и слушал разговор Репы с Дизелем. Он уже понял, что Оганесов сегодняшним вечером отправится на пикник, и легкая улыбка раздвинула его губы: «Ну что ж, чем раньше — тем лучше. Сегодня так сегодня».
Некоторое время он еще слушал, что творится в доме Оганесова, поморщился, когда его оглушил резкий крик хозяина — крик будто гвоздем ударил в барабанную перепонку. Сынков не выдержал, выдернул из уха таблетку приемника-усилителя, молча, про себя, выругался.
Глянул на циферблат старых, но очень надежных и точных японских часов, которые вот уже двадцать лет ходят тютелька в тютельку, разница за год составляет плюс-минус полминуты — вот такие это удачные часы. Лучше «роллекса».
Времени до вечера оставалось немного. Надо было спешить. На Волге раздалось несколько густых гудков — там подползали к причалу сразу три пустых многопалубных громадины. Грустно смотреть на пустые теплоходы. Раньше на них все билеты были распроданы за полгода вперед, а сейчас закупай хоть целый теплоход, если, конечно, есть деньги, — целые плавучие города ходят пустые.
А может быть, теплоходы ползли в затон — за ненадобностью, чтобы там догнить, либо вообще покидали пределы Родины — уходили за кордон на металлолом?
Сынков невольно закусил зубами нижнюю губу и выругался. Хотелось плюнуть на все, прилечь где-нибудь около воды на горячий песок, растянуться бездумно на солнышке, забыться, как это было еще несколько лет назад, когда он приезжал отдыхать в Астрахань. Но тогда была другая страна, была другая жизнь.
Сынков плохо относился к тому, что происходит, к преобразованиям и новшествам, к приватизации и ваучерам, к «новым русским», которые еще вчера были обыкновенными спекулянтами и ворами и, поджав хвосты, резво бегали от закона, а сегодня стали властителями жизни.
Он вообще считал, что бывшие офицеры должны объединиться, чтобы навести в стране порядок.
Но все это — дело будущего. А сейчас пока надо окорачивать таких млекопитающих, как Оганесов, и чем меньше их будет находиться на земле — тем лучше.
По городу летали осы — мелкие, будто выжаренные, похожие на комаров, только более опасные, чем комары.
Через час Репа был уже на рынке. Он получил от Оганесова «добро» на приобретение сорока противокомариных «пшикалок» и теперь выбирал, что лучше взять — швейцарские флаконы, которые так хвалил Дизель, голландские или английские? Дизель настаивал на том, чтобы взять швейцарские.
— Пахнут, как цветы на лугу, — убеждал он напарника.
Тот с сомнением крутил носом, принюхивался поочередно к флаконам — вначале к швейцарскому, потом к английскому, затем к голландскому, вскидывал брови.
— Да они все до единого пахнут, как цветы на весеннем лугу, — все одинаковые.
— От швейцарского голова хоть болеть не будет.
— От них от всех одинаково болит голова, — разумно возразил Репа. — Исключений нет.
— Все равно бери швейцарский «пшик». Он — проверенный.
— А если взять и такой, и сякой, а? Всех — по десять флаконов. Плюс еще десять флаконов какого-нибудь иного запаха, который также не любят комары. Итого будет сорок.
— Нельзя! — убежденно покрутил головой Дизель.
— Почему?
— Одна химия может уничтожить другую. Английская съест голландскую, голландская — швейцарскую, и проку тогда ни от одной, ни от другой химии не будет. Закон такой, Репа, есть, — убеждал Дизель своего напарника. — Закон взаимоуничтожения. Это у нас фирмы «вась-вась» живут, из одного корыта хряпают, у одной поилки хрюкают, с одной кухни объедки получают, а там хоть друг другу и улыбаются, а табачок держат врозь.
В глазах Репы промелькнуло что-то похожее на удивление — он не знал, что за его напарником водятся такие энциклопедические познания.