Саалама, руси

Крестный любил поучать и морализаторствовать, но никогда раньше не выходил из себя, и Гадетский поверх стаканчика смотрел на него с удивленным любопытством.

— А вам не приходило в голову, что иногда вера может исцелять? — тот хмурился, от чего густые брови почти сходились на переносице. — Бывает, людям нужна помощь. Вот ваши пациенты, им страшно, — Талищев оперся массивными руками о стол — тот жалобно скрипнул. В дешевом кафе, скорее, даже забегаловке, через дорогу от больницы, мебель была уже не новой. — Им нужна опора, они в ней нуждаются. Во что им еще верить?

— В медицину. — Женщина уставилась на него колючим взглядом.

— И вы всегда можете помочь? — возмущенный голос зазвенел в ушах: — Вы что, всемогущи?!

— А вы?! — она вызывающе парировала. — Им помогают врачи! Процедуры, операции и медикаменты. — Спор шел с переменным успехом уже больше часа. Как и почему разговор вышел на религию, было уже не вспомнить. Но Ливанская, зная, с кем ей предстоит познакомиться, с самого начала была груба, даже агрессина. — Такие, как вы, учат голову в песок зарывать! Уколоться и забыться!

В представлении консервативного мужчины Патрисия Яновна Ливанская не была ни красавицей, ни приятным в общении человеком. Он вообще не ожидал увидеть взрослую женщину и поначалу растерялся. Некоторое время еще пытался наладить контакт, но когда разговор начал касаться болезненных тем, покраснел и загорячился.

— И все ваши пациенты выздоравливают? А вера помогает всем! Вот вам помощь никогда не требуется?

Гадетский тоже выжидательно посмотрел на женщину — та упрямо сжала кулаки.

— Мне — нет! — вызывающе бросила она. — И не врите, никакой ваш Бог никому не помогает. Каждый отвечает за себя сам.

— Вы просто не попадали в жизни в достаточно тяжелую ситуацию. — Талищев, стараясь держать себя в руках, говорил спокойно, почти вкрадчиво, не заметив, как после этих слов на него взглянула женщина. — Если бы вы…

Ливанская встала так резко, что стул оглушающе-неприятно скрипнул по полу.

— Ну, все, хватит. — Она в сердцах подхватила рюкзак и, не прощаясь, вышла, громко хлопнув входной дверью.

Повисла тишина.

— Что смешного? — мужчина возмущенно посмотрел на крестника.

— Ничего, — парень сделал глоток, подавив улыбку.

Оба замолчали. Талищев продолжал кипеть, мысленно все еще споря с собеседницей. Пару минут висела тишина, а потом Андрей поднял голову:

— Не понравилась? — он слегка усмехнулся.

— А сам-то как думаешь? — мужчина, мрачно хмурясь, подергал ворот рубашки, будто она мешала ему дышать, а потом раздраженно бросил: — Крестик твой где?

Гадетский машинально поднял руку к шее:

— Цепочку порвал. Потерял. Не обращай внимания, новый куплю.

На щеках крестного выступили красные пятна:

— Из-за этой снял? — Юрий Альбертович горячо выдохнул, и парень, глядя на него, рассмеялся:

— Да нет, потерял. — И под недоверчивым взглядом пожал плечами: — Ну, правда.

С неделю назад они закончили рабочий день одновременно. В час-пик город стоял в глухих пробках, а им после смены было невтерпеж и они наскоро перепихнулись в машине. Там и порвали цепочку. На темной парковке, в духоте и тесноте было не до крестика, а когда Андрей о нем вспомнил, машина уже прошла мойку, и искать стало поздно.

— Не покупай, — Талищев, казалось, смягчился, махнув огромной рукой. — Отец Михаил для тебя освятит, я привезу. — Он отставил чашку и тяжело заерзал в кресле, поразмышлял, а потом покачал головой: — Вот что я тебе скажу, ребенок: ты меня, конечно, извини, но чтобы я больше её не видел, — крестный на секунду замялся. — Пойми правильно: ты взрослый мужик — спать и жить можешь с кем хочешь. Но ко мне приезжай один, мне ее хватило.

Андрей понимающе усмехнулся и развел руками:

— Без проблем.

Москва. Улица Чертановская. 23:20

Захлопнутая дверь даже не успела защелкнуться, когда Гадетского наконец прорвало:

— Что ты устроила?! — все то время, что они добирались из больницы домой, он молча вел машину, не отрывая глаз от дороги. Но, едва зайдя в квартиру, вспыхнул.

— А какого черта я буду перед ним стелиться?! — Ливанская будто ожидала скандала, стремительно развернулась и уставилась в глаза: — Он мне кто?!

Андрей с грохотом бросил на пол сумку:

— Он мой крестный: больше отец, чем настоящий! Принимаешь меня — принимай его!

— Я в курсе, он тебя молиться научил! — женщина начала было раздеваться, но неожиданно, в ответ на промелькнувшую мысль, вспыхнула и обернулась. — Ты не слышал, что он нес?!

— А что такого? — у Андрея зло горели глаза. — У него свое мнение.

— Свое?! Ты издеваешься?! — Ливанская пошла красными пятнами. — Ты хоть знаешь, сколько я таких видела?! Они все долбаные фанатики!

— Чего ты сравниваешь?! — Андрей, сам того не замечая, повышал голос. — Это у тебя с головой проблемы, а не у него. Мне вообще плевать на твои загоны — ты не будешь так разговаривать с моим крестным!

— Иди на хрен! Я с такими вообще никогда разговаривать не буду!