Саалама, руси

В этот момент Гадетский глянул ей в глаза, и на мгновение ему показалось, что она ничего не видит. У Ливанской был бездумный взгляд невменяемой фанатички. Парень удивленно сморгнул:

— Ты сумасшедшая, — и впервые в жизни отступил в споре, настолько поразил его этот взгляд.

10

25 июня 2015 года. Четверг. Москва. Восемнадцатая районная больница. 14:40

— У вашей наглости пределы есть? Я вам что, мальчишка на побегушках?!

Окрик Блажко застал ее как раз в тот момент, когда она открывала дверь ординаторской. Ливанская обернулась и встретилась взглядом с доцентом.

Если бы с утра она дала себе труд немного задуматься, то, конечно, подошла бы к Блажко лично. Полебезила и извинилась, подольстила, вымученно покраснела и униженно попросила посмотреть пациента. А она просто бросила на стол доцента историю с прикрепленным стикером «посмотрите, ваш профиль».

Женщина устало потерла переносицу:

— Степан Наумович, знаю, я вызвала вас без предупреждения, но мне очень нужно, чтобы вы посмотрели пациента.

Доцент надулся, как индюк, загородив своим громоздким телом половину коридора:

— Если вам нужна моя помощь, имейте хотя бы совесть попросить как следует. Вам, Ливанская, воспитания не хватает. Тут не джунгли с папуасами.

Она не нравилась доценту. Во-первых, он вообще недолюбливал женщин в хирургии, во-вторых, был фанатичным поборником порядка и субординации и неконтактная, путающая график Ливанская вызывала у него плохо скрываемое раздражение.

— И чем я вам так не угодила?

Блажко бросил на нее презрительный взгляд:

— От вас в отделении бардак и разврат.

Не ожидавшая такой откровенности, она резко, как от удара под дых, выдохнула:

— Ну, спасибо.

Доцент брезгливо поджал губы.

— Я не знаю, как вы рассчитываете работать. Вам, наверное, надо уйти туда, где женщины вашего склада ценятся.

— В каком смысле?

Блажко, не потрудившись ответить, повернулся к ней спиной.

— Погодите, так вы посмотрите пациента? — унизительно, но спрашивать пришлось уже в спину.

— Нет, не посмотрю, — он даже не обернулся, уплывая вдаль по коридору.

— И вы считаете это этичным?

Но спросила она уже у самой себя, потому что Блажко не слушал.

К пациенту он пришел сам, по собственной доброй воле. Спустя полтора часа. Хотела бы она сказать, что смогла как-то повлиять и вынудить, хотя бы через ту же Дину Борисовну, но нет. Блажко не доставил ей такого удовольствия, важным кораблем проплывая по коридору и развевая за собой паруса пол белого халата.

Быстро осмотрел пациента, пролистал историю болезни — расспрашивать Ливанскую, видимо, посчитал ниже своего достоинства — глядел поверх ее головы, несмотря на то, что женщина была одного с ним роста. И сделал вывод.

— Мы вас в другую больницу переведем, — Блажко вальяжно разогнулся, нависая над кроватью, свернул историю в дугу, пристроив на выступающем брюшке руки и, не уделяя пациенту особого внимания, кивнул в сторону Ливанской. — Лечащий врач все объяснит.

И уже за дверью недовольно скривился:

— Ну и чего вы от меня хотели? — доцент поджал губы, отчего обвисли рыхлые толстые щеки.

— Хотела, чтобы вы высказали свое мнение. Там показатели странные. Болей нет. И лейкоцитоз. Я подумала, что это не похоже на камень и…

— Что вы мне историю пересказываете, я читать умею. Не дай Бог вашим пациентом быть: элементарный диагноз поставить не можете, — Блажко спесиво хмыкнул. — Рак у него. Рак поджелудочной. Направление на перевод пишите.

Хирург важно надулся и, распугивая идущих по коридору сестер, двинулся к лифтам.

— Спасибо, что посмотрели, — Ливанская стиснула в пальцах историю.

Женщины стояли на лестничном пролете, то и дело пропуская снующих мимо людей. Лялька плакала, опершись на батарею.

Рак поджелудочной.

Ливанской было не по себе. Можно, конечно, оправдаться тем, что нельзя быть специалистом во всех областях, но это малодушно. Впрочем, Бикметов, как и Майоров, тоже смотрели анализы пациента и ничего вразумительного сказать не смогли. Блажко был специалистом выдающимся, редким диагностом.

Здоровый мужчина в одночасье встал одной ногой в гроб.

— Ляль, ну все, хватит. Завтра его переведут в онкологию, прооперируют. Там видно будет.

Ливанская чиркнула зажигалкой и жестом предложила Лильке сигарету.

— Я не курю, — женщина протяжно всхлипнула и совсем по-бабьи завыла. — Толик запах не любит, — и с надеждой посмотрела на приятельницу: — А он, правда, не умрет?

Умрет — не умрет: хороший вопрос. Вот чего Ливанская не выносила, так это нытья и соплей. Больница есть больница. Слезами тут не поможешь. Она неопределенно передернула плечами, и женщина обреченно уткнулась в платок.

— Ну что ты ревешь? Аж тошно. — Хирург выпустила из губ тонкий сизый дымок. — Успокойся, хватит уже. Чего ты вообще тут толчешься? — она непонимающе пожала плечами: — Толку-то сидеть здесь день и ночь? Езжай домой. Водки выпей, конфет себе купи. В кино сходи.