Саалама, руси

Часы сунула в карман халата. Остальное хотела было сложить обратно и выкинуть по пути в ординаторскую, но подняла пакет, и в нем что-то перекатилось. На самом дне лежала тонкая золотая цепочка. И крестик.

Она вытянула цепочку, подвесок, на секунду запутавшись, оттянул ее книзу и повис. Тонкий, дешевый, он почти ничего не весил. Откуда-то взялось иррациональное, настойчивое ощущение, что он пахнет ладаном.

Ливанская пару секунд подержала его на вытянутой руке, а потом наклонилась и выпустила. Цепочка сразу пролетела сквозь решетку вентиляции, крестик зацепился и повис. Она подтолкнула носком ноги, и он с легким звоном провалился внутрь.

Восемнадцатая городская клиническая больница. 17:10

— Здравствуйте, меня зовут Патрисия Яновна Ливанская, — она нервно провела рукой по волосам.

— Я вас слушаю.

Годфрид Херцег ответил по-русски — он прожил в России почти десять лет.

— Я не знаю, может, Андрей вам говорил, я…

Он разговаривал с ней просто и буднично, на ломаном, подзабытом русском. Для него ничего страшного не произошло, это была не его беда. Нет, он не приедет, он человек занятой. Хотя очень сочувствует. Про нее сын, кажется, упоминал, точно вспомнить он не может, но ему очень приятно познакомиться.

На следующий день на карту Андрея пришел внеплановый перевод — восемьсот шестьдесят евро, ровная сумма месячной помощи совершеннолетнему сыну. От такой педантичной точности к горлу подкатила тошнота.

3

4 сентября 2015 года. Пятница. Москва. Восемнадцатая городская больница. 13:40

Вениаминова не так часто поднималась в реанимационное, но в этот раз Ливанская очень просила. Заведующая перелистывала пухлую историю болезни и недовольно хмурилась.

— Вы увеличили вливания? — в том месте, где вклеили утренние анализы, виднелись пятна дешевого желтого клея.

— Да, но без эффекта, — Ливанская, скрестив руки на груди, стояла в изголовье койки, мрачно глядя на заведующую. — Я сделала запись в карте.

Она знала все показатели за двое суток по часам и была твердо уверена: идет кровопотеря.

— Мы увеличили нагрузку на сердце, — Дина Борисовна с сомнением покачала головой. Два раза за время операции стремительно падало давление, оба раза стабилизировали чудом. И все же заведующая надеялась, что организм молодой — обойдется без осложнений, искала причины, чем бы оправдать такой затяжной выход из шока. За четверо суток пациент подавал признаки сознания дважды, но оба раза это было вялое пограничное состояние, при котором он никого не узнавал и толком не просыпался.

Ливанская бросила, как отрезала:

— Перистальтики нет.

Но осторожная Вениаминова снова покачала головой:

— Нужно подождать. Операция была сложная, долгая, не так сразу. По дренажам есть отделения?

— Есть, — та оторвалась, наконец, от разглядывания мониторов.

Дина Борисовна, все еще сомневаясь, подошла к койке. Тампоны сменили недавно, но места зондирования и ввода дренажей уже успели пропитаться сукровицей, и на подсчет отделяемое было слишком обильным с большой примесью крови. Положение было не очень. Парень лежал с головы до ног обтянутый трубками (назогастральный зонд, девять дренажей, кардиомонитор, система жизнеобеспечения, колостома) и был больше похож на аппарат, чем на живого человека.

— Мне не нравится живот. Есть напряжение. Посмотрите, — Ливанская сама подставила Вениаминовой стул, заранее подготовившись к ее приходу.

Та укоризненно отмахнулась:

— Патрисия, вам кажется.

— Я не пьяная и не под наркотиками — мне никогда ничего не кажется, — женщина вспыхнула, но одернула себя и сбавила тон. — Это не нейрогенный шок, а геморрагический. У него кровотечение в полости. Я бы сказала — слетели лигатуры. При перевозке, наверное. — В согласии с субординацией она не озвучила большую вероятность — поставлены были неаккуратно. — Попробуйте пропальпировать сами.

Дина Борисовна согласно кивнула и опустилась на стул. Почему-то ей было некомфортно в маске, вроде как тяжеловато дышать — даже захотелось сказать, чтобы проветрили.

Она бережно коснулась пальцами брюшины. По ощущениям живот несколько вздулся, но, может, ей только казалось. Пациента так перепахали, что сейчас было невозможно что-то внятно определить. Она неуверенно нажала сильнее, даже пальпировать, в сущности, было невозможно — мешали швы и дренажи. Через пару минут Вениаминова сдалась и покачала головой:

— Послушайте, Патрисия, при таких показателях он все равно не выдержит наркоз.

— Хотя бы попробуем. — И вопросительно посмотрела на заведующую: — У меня есть окно в графике.

— Нет. — Вениаминова безапелляционно отрезала и поднялась. — Вы эту операцию не возьмете, — она, будто ненароком, коснулась плеча Ливанской своей полной женственной рукой. — Я проведу сама, попрошу Валерия Арсеньевича ассистировать. Сделаю полную ревизию, если вы правы — устраним кровопотерю. Позвоните в операционную, пусть перевозят, через тридцать минут начнем. И закажите кровь, — Дина Борисовна еще раз глянула на пациента, — побольше.