Саалама, руси

Ливанская приняла условия и согласно кивнула:

— Как скажете. Я позвоню в оперблок, — она сознавала: как хирург — Вениаминова выше классом.

И она — чужой человек.

4

Восемнадцатая городская клиническая больница. 19:02

Ливанская сидела возле койки и пальпировала живот поступившего пациента, Янка нервически мялась за ее спиной.

— Здесь больно?

Хирург хмуро глянула на мужчину — тот отрицательно покачал головой.

— Зачем врете? — Ливанская сжала губы: — Кому хуже делаете?

Пациент залился краской, еще больше сжимаясь под ее взглядом. Было бы не удивительно, если бы в таком состоянии он и правда не чувствовал боли при пальпации, а не врал осознанно.

Она резким движением закрыла простыней живот:

— У вас же язва обыкновенная — послезавтра прооперируем. Завтра не пить, не есть после семи, днем — жидкий суп. Вечером — клизма.

Мужчина весь обмяк от облегчения, глядя на нее со смесью страха и раболепной преданности:

— А это… оперировать вы будете?

Ливанская, поднимаясь, коротко бросила:

— Я, — и жестом велела интерну выйти вместе с ней. — Ну и чего ты там не могла определить? — за дверью она резко прибавила шагу, сварливо допекая Янку. Диагноз был уже поставлен и подтвержден анализами. От девушки ничего особенного не требовалось, но она отчего-то засомневалась и второй раз позвала хирурга.

Яна стушевалась:

— Но он говорил «не больно, не больно», я и… — она растерянно пожала плечами.

— Он же невротик, по глазам видно, — хирург раздраженно огрызнулась. — Раз и навсегда запомни: когда живот пальпируешь — пациент пугается, ты ему делаешь больно, и он зажимается. Все люди чего-то боятся, бесстрашных не бывает. — Ливанская вдруг странно, буквально на секунду, замолчала, глянув на свои дрожащие пальцы и резко сжала кулак, подавляя тремор. — От тебя требуется не напугать. Они же на лицо смотрят. Если пациент подумает, что ему становится хуже, он так заврется, концов не найдешь. Это ясно?

Та покаянно кивнула.

— Аккуратно обследуешь, за лицом следишь, за мимикой. — Ливанская дотошно делала внушение: — Не слушай, что он говорит, а смотри. Будет больно — заметишь. Сабирова? — она вдруг резко схватила за локоть идущую навстречу по коридору девушку: — Что с вами?

Та торопливо стерла слезы с покрасневшего лица, открыла было рот, но не успела ничего сказать — женщина посмотрела на нее злым жестким взглядом:

— Вы хирург или кто?! Вы в таком виде собрались идти в палату?! — она сделала шаг вперед и понизила голос до громкого свистящего шепота. — Утрите сопли, вы же на работе. Умрет — значит, умрет. — И коротко указала на туалет: — Идите умойтесь.

Девушка судорожно втянула воздух и свернула в сторону туалетов, а Ливанская стремительно пошла дальше.

Мимоходом глянула на часы — операция шла второй час, пора бы уже закончить.

Лапараскопически делать не получалось — мест для входа не было. Хотя наркоз постарались дать по минимуму. Дина Борисовна с тяжелым сердцем посмотрела на мониторы, прежде чем начать щипцами разрезать наложенные швы — снова пришлось открывать всю полость, а сердечные показатели были плохие.

Ливанская оказалась права: брюшина была полна крови. Она не хлестала, но мерно подтекала из разорванных сосудов, и в самом деле слетели две лигатуры. Сначала пришлось накладывать тампонаду, восстанавливать объем крови. Потом уже заново соединять. Заодно сделали ревизию, но ничего упущенного не обнаружили.

К началу второго часа стало резко падать давление. Его удалось нормализовать, но Вениаминова успела испугаться. Заканчивал Майоров один, у завотделением снова закружилась голова. Не настолько, чтобы выходить, но она не решилась дальше работать с пациентом.

5

5 сентября 2015 года. Суббота. Москва. Восемнадцатая городская больница. 04:45

Дина Борисовна вошла в реанимационное отделение и легонько тронула плечо молодой женщины:

— Патрисия.

— Доброе утро, — та подняла на нее слегка воспаленные глаза. — Который час?

Ливанская сидела за столом, заполняя карты осмотра. Почему-то не спалось: вчера она поменялась сменами с Бикметовым — взяла его ночную. Но так и не прилегла ни на диване в ординаторской, ни в сестринской. В крови кипел адреналин, не давал закрыть глаза.

— Почти пять, — заведующая обвела взглядом тускло освещенную палату, задержав взгляд на пациенте напротив. Удивительно, как быстро она начала считать молодого человека пациентом. Всего пара дней, а ей было уже трудно представить его в халате и хирургической пижаме.

— Вы так рано, — молодая женщина поднялась, разминая затекшие плечи и, поймав взгляд заведующей, кивнула. — Просыпался два раза ночью. Кислород почти в норме, сердечный ритм неплохой.

— Когда вы последний раз были дома? — Вениаминова нахмурилась.

Та досадливо дернула плечом:

— Не помню. Кажется, утром тридцать первого, до первой операции.

— Знаете, что, — заведующая решительно взяла подчиненную за рукав, — я вас сниму с операций на сегодня. Выпейте рогипнол и лягте поспите в процедурке. А в случае чего я вас сразу разбужу.