Саалама, руси

Андрей перекатился на спину и уставился в потолок. Накатила вялость, даже одеваться было лень. После дозы всегда так: сначала бешеная активность и дико хочется секса, а потом сразу спать. Он чиркнул зажигалкой и затянулся.

— Почему они все не оставят меня в покое? Заебали.

— Отец звонил? — Аминка подтянулась и по-турецки уселась на диване. На нее всегда приятней было смотреть голышом — так она меньше походила на мальчишку.

— Угу, — парень раздраженно хмыкнул, возя фильтром по коленке девушки.

— Да не парься, — девчонка отобрала у него сигарету, тоже затянулась.

Тот коротко и зло бросил:

— А я и не парюсь. Пошли они все.

— Правильно, — Аминка перевернулась на живот и растянулась рядом, выстукивая ступнями дробь по спинке дивана. — Тебе повезло, что ты сирота.

Они сегодня прогуливали: вмазались, потрахались. Но настроение все равно было дерьмовое. Отец с утра звонил, опять пришлось врать, изворачиваться. Только без толку: столько, сколько ему надо, Андрей от него все равно не получит. Месячное содержание — и баста.

Снова затрещал телефон. Парень раздраженно сбросил вызов, а потом неожиданно зло подскочил и запустил трубкой в стену.

— Да пошли они все!

И дернул Аминку за плечо:

— Давай догонимся.

19 февраля 2010 года. Пятница. Москва. Первый МГМУ им. И.М.Сеченова. 10:15.

Со дня похорон прошло две недели. Все это время Малика жила будто в прострации. С раннего детства и до прошлого месяца в ее жизни было два близких и родных человека. Бабушка, которая вырастила и воспитала ее после того, как мать окончательно спилась и укатила в неизвестном направлении. И Андрей — картавый немецкий мальчик, насильно посаженный за ее парту.

Она не могла ни понять, ни осознать, ни уложить в голове, как же так получилось. Он не мог. Кто угодно, но не Андрей…

— Эй, — мальчишка больно ткнул ее локтем.

— Чего тебе? — девочка быстро глянула на учительницу и недовольно на него покосилась. Мальчик смотрел вопросительно и, будто прощупывая почву, улыбался. Малика так и прикипела взглядом — у него не хватало верхнего зуба.

— У меня учебников нет.

— Чего? — девочка неприязненно нахмурилась — он говорил невнятно и картаво.

А мальчик, не дожидаясь, дернул учебник на себя, оставив ровно посередине парты, и тут же в него уткнулся, приказав:

— Читай.

Малика не нашлась что ответить, и обиженно проследила, как он перелистывает страницы выпачканными в чернилах пальцами.

В их класс Андрей пришел в девять лет, когда почти всем было уже по десять. Он был ниже ростом и казался ещё меньше из-за висящего за спиной несуразно-большого ранца. Классная гладила мальчика по голове и называла «Андрюшенька». Наверное, она его жалела: отец в Германии, мать в могиле, четыре года в немецком интернате — уютном гетто для детей, мешающих собственным родителям. У него нет друзей, и он до смешного картаво говорит по-русски.

Худощавый мальчишка в белокурых кудряшках, таращился на чужой для него класс, в чужой школе, почти чужом городе, в уже подзабытой России — сам Бог велел пожалеть. И Капитолина Елисеевна по доброте душевной посадила его за одну парту с самой тихой, робкой и прилежной девочкой — Маликой Сабировой — чтобы оградить от школьных задир.

И в тот же день он проводил ее домой.

— Я возьму, — мальчишка грубо выхватил у нее портфель, едва прозвенел звонок с последнего урока.

— Не надо, — Малика растерянно потянулась, чтобы вырвать рюкзак у него из рук. Но он держал крепко.

Пацан забросил портфель на плечо, рядом со своим, и повернулся спиной:

— Я провожу. Где ты живешь?

Тем забавнее оказалось, какой обманчивой бывает внешность. Все школьные хулиганы в подметки не годились Андрюше Гадетскому. За шесть лет «Андрюшенька» выпил из классной столько крови, сколько не удалось всем остальным мальчишкам вместе взятым. Шебутной, спесивый и агрессивный, с полным отсутствием тормозов. Что ни день, то драка, что ни неделя — скандал на всю школу. Он дружил с уличными хулиганами и порол ножом шины директорской машины; курил с девяти лет и взламывал двери чердаков. Пугал классную вытащенным из кладовки скелетом и в тринадцать пытался сам себе накладывать швы. На Андрее шрамов было больше, чем родинок на других мальчишках. Он раньше всех начал встречаться с девчонками и первым отравился паленой водкой. Увещевания, уговоры, наказания — ничто на него не действовало.

Впрочем, его поведение никого и не волновало. Тетка приходила по вечерам, на полчаса: приносила еду, прибиралась и забирала в стирку вещи. Иногда расписывалась в дневнике, иногда оставляла что-нибудь вкусное. Но к себе забрать не предлагала.

— Андрей, постой, — Малика, задыхаясь на бегу, дернула его за руку, вынуждая остановиться. — Я не могу так быстро, — девочка тяжело выдохнула: — Что на тебя нашло? Сегодня же отец приезжает.

— Не приезжает, — Андрей равнодушно пожал плечами: — Не получается. Пошли! — и он, не дожидаясь ответа, снова схватил ее за руку.