Сад нашей памяти

Под утренним солнцем подниматься по холму и возвращаться к своей машине было уже намного проще. Впереди – в последнем и самом большом из коттеджей – светилось окно. Либби уже знала, что Коултон с сыновьями живут на территории поместья, а поскольку других семей здесь не имелось, то это, вероятно, и был его дом. Охваченная любопытством, Либби пошла к его коттеджу, мало заботясь о том, как это будет выглядеть, когда Коултон ее там увидит.

Когда она уже приблизилась к его дому, парадная дверь неожиданно открылась, и на крыльцо вышел Коултон. Он поглядел на рассветное небо, причем лицо его было напряженным и настороженным, как будто он ощутил на доверенной ему территории некое постороннее присутствие. Наконец его взгляд остановился на Либби.

– С добрым утром, – быстро сказала она. Ее голос, все еще хрипловатый со сна, прозвучал скрипуче, и Либби поспешно прочистила горло.

– Как-то ты рано сегодня, Либби, – отозвался Коултон.

– Мне хотелось увидеть оранжерею на рассвете.

– Зачем?

– Из-за особенного освещения. В этот час в нем всегда есть нечто волшебное.

Мысль о том, чтобы подняться ни свет ни заря ради чего-то волшебного, похоже, позабавила Коултона.

– Волшебное? – переспросил он.

– Да, совершенно невероятное. Это, скажу я, потрясающее сооружение! И я понимаю, почему Элайне так хочется его сохранить.

– А у меня этот час – любимое время дня, – произнес Коултон. – Наслаждаюсь недолгим уединением. Этаким затишьем перед бурей.

– Убеждена, что эти два явления взаимосвязаны.

Коултон усмехнулся.

– Если хочешь, я только что сварил кофе. Мальчишки еще полчаса поспят, так что бедлама не будет, обещаю.

Либби шагнула к нему ближе, вновь ощущая внутреннюю дрожь от возбуждения.

– От твоих мальчишек не такой уж и бедлам.

Коултон придержал дверь открытой, пока Либби поднималась по ступеням на крыльцо.

– Ну, стало быть, ты или туга на ухо, или святая.

Со столь близкого расстояния Либби разглядела, что волосы у Коултона еще влажны после душа, и почувствовала, как от его кожи пахнет мылом. И от смешения этих наблюдений внутри у нее словно разлилось тепло.

Дом оказался большим и просторным, но с очень лаконичной отделкой. В гостиной стояли потрепанный мягкий диван, массивное глубокое кресло и телевизор с широким экраном. На камине сохла, аккуратно выстроившись, детская обувка, на крючках у двери висели головные уборы, и по всей стене были развешаны фотографии мальчиков. Причем не было ни фотографий Коултона, ни их матери.

– А ты долго тут живешь? – полюбопытствовала Либби, последовав за Коултоном к небольшой кухне.

– Уже два года. – Он налил в кружку кофе и протянул гостье. – Если надо, есть молоко и сахар.

– Черный – то что надо, – приняла она теплую керамическую емкость. – И как тебе, нравится жить за городом?

– Поначалу боялся, что этого не вынесу. Но для мальчиков было разумнее, чтобы моя матушка жила под боком. Теперь я люблю это поместье так же, как и она.

Либби отпила кофе. Она могла лишь порадоваться за него и за мальчиков. Всегда, пока есть возможность, лучше насладиться тихими водами, потому что за горизонтом неизменно подстерегают бури и ветра. Моря ее собственной жизни в последние несколько лет отличались чересчур сильными штормами, так что она приветствовала даже недолгую передышку спокойствия.

Ее взгляд скользнул по крепкой руке Коултона, остановился на рукаве футболки, облегающем тугой бицепс.

– В восемь приедет бригада рабочих, – сообщил он. – Уберут из оранжереи все, что там есть, и расчистят все разросшиеся лианы снаружи.

– Как жаль, что жимолость тоже пропадет.

– Она переплелась с плющом, который разрушает каменный фундамент. Готов поспорить, там во многих местах придется заливать щели цементным раствором. Когда все это будет сделано, займемся стекольными работами.

– Быстро у тебя все продвигается.

– Это благодаря Элайне. Когда она всерьез на что-то замахнется, то дело идет полным ходом.

– Мне не терпится узнать, что за историю поведает нам старый зимний сад.

– Вот и Элайна примерно так же об этом высказалась. Ей тоже не терпится узнать, почему ее бабушка с дедушкой внезапно закрыли оранжерею.

– Чтобы ее отстроить, ушло, должно быть, целое состояние. Так что, раз они ее забросили, на то должна была быть очень весомая причина.

– Надеюсь, нам удастся это выяснить.

– А Элайна со всеми своими замыслами такая напористая? – Либби все больше интересовала личность хозяйки поместья.

Коултон пристально поглядел на нее поверх кружки.

– Я ведь работаю здесь всего пару лет. Элайна же владеет Вудмонтом уже лет двадцать пять, и, по словам матушки, до недавних пор она к этому месту проявляла мало интереса. Я очень рад, что она все же взялась за реставрацию и ремонт. Такие старые поместья заслуживают полного внимания.

– И она здесь много времени проводит?

– С января – по несколько дней в неделю.

– Как по-твоему: она откроет свое поместье для торжеств?

– Надеюсь, что да. Это сразу облегчит финансовое положение, да и Вудмонт, согласись, достоин того, чтобы им любовались.

Либби покрутила в руках кружку с остатками кофе. В голове у нее уже роились новые вопросы.