Сад зеркал

Вулф, навострив уши и склонив набок голову, смотрел на вожака и не мог поверить, что тот всерьез несёт всю эту нескладицу.

– Собак, собак! – подвывала старуха.

– У-у-у! – страдала многоголовая тень.

Вулфу казалось, что эта тень качается и приближается к нему, а вместе с ней приближаются закованные в цепи деревья, голодные, неумолимые. Где-то меж деревьями сидят самки и щенки дикунов и тоже, наверное, не сводят с него глаз.

– Мы сверяли некоторые данные, – поймав взгляд детектива, сказал один из городских оборотней. – Быть может, не всё это правда, но многое. Нас рождается в несколько раз больше, чем людей, но в городе живет гораздо, гораздо больше людей, чем нас.

Вулф мотнул головой, отгоняя глупые слова:

– Потому что наши болезни никто не умеет лечить. Пыхтун, бешенство, отнятие ног, черную дрожь… Людям незнакомо всё это.

– Или для них ваши любимые травомагички придумали вакцины, а для оборотней – нет, – зло выплюнула мать другого куцехвостого щенка.

– Все эти болезни создали люди! – повысил голос вожак. – Создали для вас! В голодных землях нам неведомы эти немощи! Ничего из этого!

– Ничего-о! – трясла головой старуха.

– У-у-о-о! – выла тень за ее спиной.

– Мы считаем людей слишком противными и суетными, чтобы встревать в противостояния, – заговорил отец красноглазого щенка, и Вулф обернулся к нему. – Мы думаем – какая разница, если одни и те же законы действуют для нас и для них, а вымираем мы одинаково, думаем, что мы и они – верхняя ступень, а гоблины – нижняя. Но на самом деле ступеней три. Кто приручил драконов, кто держит в своих руках рынки энергии, транспорта, лечения? Кто диктует законы, занимает все важные посты, принимает решения? Люди. Мы привыкли думать, что нам всё это не нужно, не интересно, что заниматься этим – слишком утомительно и даже недостойно оборотня. Но кто приучает нас думать так, если не травомагички в псарных яслях?

– Волховы потомки достойны лучшей доли! – повторил вожак, сердито клацнув зубами. – Все потомки!

Вулфу казалось, скованные цепями деревья подошли ближе, обступили поляну плотнее. Что мертвые листья под ногами разъезжаются, а их запах перебивает запахи сородичей, дикой шерсти, ржавого железа, воспаленной коры и луны. Все смотрели на него – и вожак, и старуха, и безмолвная тень, и городские семьи со щенками, и эти проклятые деревья за пределами поляны. Осмыслить сразу всё сказанное Вулф не мог, а просто отмахнуться от него, как собирался поначалу, уже не выходило.

Ему не было известно ничего, что опровергло бы слова этих дикунов и оборотней. А всё, что было ему известно, действительно началось с псарных яслей и травомагичек.

Детектив сердито встряхнулся, выбрасывая из ушей голоса, которые продолжали там зудеть. В свете луны заплясали шерстинки.

– Но что вам было нужно на самом деле? Вы не для того всей стаей пришли под стены города, чтобы рассказать сородичам о людях. Вы не так много знали о людях, когда пришли сюда.

Под вопрошающими взглядами городских оборотней вожак лишь впустую клацнул зубами.

– Вы просто кочевали, – осклабился Вулф, довольный, что теперь не он слушает других с беспокойством и удивлением, а другие слушают его. – Вы так давно не доходили до этого края, что не знали о городе и ближних поселениях, не знали о стенах, что их окружают, о патрульных драконах, которые не дадут вам пройти дальше на юг.

– Это так, – подтвердил вожак неохотно и приподнял верхнюю губу, чтобы недовольно зашумевшие городские оборотни получше разглядели клыки.

Старая самка грузно плюхнулась в мертвые листья – все лапы разом отказались ее держать.

– Но мы придумаем, как пройти через город всем вместе, – сказала мать куцехвостого.

– Вместе! – рявкнула двадцатиголовая тень. – Вместе!

– Оборотни хотят уйти из города и выживать в голодных землях? – Вулф покачал головой. Это было слишком, даже если дикуны не совсем уж неправы. – Вы даже прикованных деревьев боитесь, что с вами будет в лесах, которых не сдерживают маги? Вы не умеете жить на воле!

Обернулся к вожаку.

– Вы там вымираете, в голодных землях, да? Хотите умножиться хотя бы ими, привитыми, их детьми…

– Нас становится меньше, – медленно, раздельно проговорил вожак, – так же, как вас. Но в голодных землях волховы внуцы живут так, как получается у них самих, а не так, как решил кто-то другой.

– Живут, живут, – затянула седая самка. – Мы не убиваем стариков, если только не встает выбор между нами и щенками. В городе ни один волхов потомок не доживет до старости.

– А в голодных землях многие доживают? – огрызнулся Вулф, но слова седой самки засели между его ушей и беспокойно ворочались там, сминая складками кожу на лбу.

Эта полудохлая старуха никогда не увидит такого предписания, какое на днях получил отец детектива и которое когда-нибудь получит сам Вулф.