Читаем Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века полностью

Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века

Уже с минуту Уд испытывал легкое беспокойство, он знал за собой слабость, что, когда на него находит это, он теряет контроль над собой и вся ответственность автоматически перелагается на Лапикова и команду телохранителей. Но когда он увидел возле камина Лапикова и массажиста, он успокоился. «Сегодня надо продержаться в форме подольше, слишком много тут народу…» — сказал себе босс скорее в целях аутотренинга. Он пытался сбить пунцовость на черепе, которую он наблюдал в зеркале. Эти пунцовые опрелости были первым признаком того, что Уда забирает. Команда охранников четко следила за тем, когда он начнет впадать в состояние глухой отключки: туловище будет как бы деревенеть, все волокна и мышцы под напором кровотока натягиваться. Если он в этот момент находится в движении, то шаг замедляется, он выжидающе-степенно передвигает ногами, слегка зависая каждой в воздухе, как это делают журавли на мелководье. Но это еще не все. Те, кто следил за фазами его погружения в полукоматозное состояние сексуальной готовности, знали, что дальше последует: по голому черепу поползут багровые пятна, они будут дрейфовать от периферии к вершине головы, к самому темечку, где, как знали самые приближенные, нашлепка лейкопластыря скрывала у него небольшое отверстие наподобие дыхала у дельфинов. Затем у Уда побелеют зрачки, за ушами появится испарина. Затем кровеносная жила, которая, как сварочный шов, проходит у него вдоль корпуса, начнет там, под одеждой, взбухать и натягиваться добела. Вот тут до последнего момента, когда он впадет в свое бессознательно-рабочее состояние, останутся считанные секунды.

Замечательно, что невинных девушек он каким-то образом чуял за версту и никогда плотоядно на них не реагировал. Это была загадка для его телохранителей. Еще он не любил тратить деньги на женщин до постели. Потом, после любовной победы, он мог купить наложнице автомобиль или круиз, но в период, так сказать, краткого ухаживания он был скуп и холоден: ему не хотелось приписывать деньгам то, что ему хотелось бы приписать своему обаянию.

Индифферентность к девственницам обнаружилась после первого же неудачного опыта. Ей было пятнадцать. Глаза, не говорящие ни «да», ни «нет». С десяток замазанных прыщей на лбу и щеках. Плохие зубы, высокие некрасивые десны. Он еще удивился, как такие зубы могут оставлять на срезе откусанного бутерброда с маслом безукоризненно аккуратные, идеально ровные отпечатки. Доев за стойкой последний бутерброд и допив экспресс-кофе, они пошли в глубинку Нескучного сада.

— Смотри, у тебя, может, нет настроения? — сказал Уд. — Скажи.

— Да ладно, ерунда все это.

Она послушно легла на спину под кустом, руки вдоль туловища, ноги на ширине плеч. Смотрит в небо безучастно, точно про себя повторяет наизусть урок. Рот приоткрыт.

Он не без натуги раздел ее и принялся снимать трусики. Она даже не выгнула спину. О, где он, этот вожделенный миг увертюры, когда сдавшаяся в легкой борьбе женщина с ноткой прелестной вынужденной уступки сама слегка приподнимается на лопатках, чтобы едва приподнять попку и дать мужчине приспустить резинку с талии и легкими медлительными подергиваниями (сама медлительность, сама замедленность этого торопит чувства и то, что вслед за этим последует) вдоль бока, лобка, ягодиц снимать каждую их половинку с как бы самой собой поднимающейся и сгибающейся в коленке ноги: с тем чтобы в конце пальцы ощутили ее в изножии и бросили прочь лишний комок материи, нелепо отделявшей ее тело от твоего, этот скомканный занавес, оголивший пока еще пустующую сцену, но где через минуту-другую будет разыграна самая прекрасная, самая кровавая и величественнейшая из батальных сцен.

Так вот, господа, замершая на траве Нескучного сада девица лежала в этот момент на спине пластом, не подавая никаких признаков соучастия. Все остальное она тоже восприняла безучастно. Когда все было кончено, она села в траве, сбила щелчком с коленки сгусток какой-то бели и вытерла это место подорожником. Он тяжело дышал, обтирая голову шейным платком.

— И это всё? — сказала она.

— Что все?

— Ну, секс и все такое…

— А что тебе надо?..

— И от этого сходят с ума, режут вены, идут на подлости?

Брезгливый взгляд. Детская обида. Тотальное разочарование.

Он сидел рядом с ней какой-то высокопарноподавленный.

— Тебе совсем не было приятно?

— Мне не было даже больно.

Он посмотрел на нее и подумал, что если ей не повезет, лет через пять-шесть ей лежать под постылым мужем три-четыре раза в неделю и холодно ждать, когда, наконец, над ней угомонится противный ерзающий пыхтящий хряк.

Нет, нет, с девственницами он завязал.