— Хочу попросить тебя кое о чем, Жером.
— Проси о чем хочешь, ты мой второй брат. Обо всем, кроме одного.
— Надо исправить то, что мы натворили.
— Это оно и есть.
— Переделаем только последнюю серию, и ты о «Саге» больше никогда не услышишь.
—
— Надо закончить то, что мы начали. Иначе все пойдет прахом.
Он схватил меня за лацканы смокинга и яростно уставился в глаза, как может сделать только ДРУГ.
— Тебе надо сматываться оттуда по-настоящему, таким, как мы, там ничего не светит. А здесь для сценаристов рай!
Пытаюсь его успокоить, но попусту. Даже не заметив, он опрокидывает локтем свой стакан.
— Здесь тебе незачем месяцами таскаться со своим сценарием, ожидая, что какой-нибудь чинуша соблаговолит его прочесть. Приходишь в контору, и тебе дают семьдесят пять слов на убеждение. Если убедил — выходишь с договором в кармане. Во Франции, если ты не в обойме, можешь сдохнуть, пока тебя заметят.
Мне надо держаться. Я проделал весь этот путь только для того, чтобы убедить его. Но он на это плюет и продолжает свою речугу.
— Во Франции, если ты добился какого-то успеха, можешь жить за счет репутации и десять лет писать дерьмо. Здесь ты имеешь право лишь на одну ошибку, максимум на две, а потом вылетаешь из игры. Во Франции надо прогибаться перед гением некоторых кретинов-режиссеров, которые едва короткометражку-то сделали. Здесь у сценариста порой власти больше, чем у постановщика. Во Франции даже не читают то, что ты написал, потому что там мало кто и читать-то умеет. Здесь горбатишься с утра до вечера, а порой и добрую часть ночи, на следующий день начинаешь все сызнова, еще и еще, пишешь пять, десять, пятнадцать вариантов, пока дело не пойдет.
— Ты мне там нужен, Жером.
— Оставайся здесь, со мной, мы же одной породы! Со всем, что есть у нас в голове, можно написать десяток других «Саг». Им здесь нужны такие, как мы. Через полгода напишешь что-нибудь для Голливуда и сам увидишь — это посильней мальчишеской мечты. Ради этого тут нашим ремеслом и занимаются.
— Надо закончить «Сагу». Одна-единственная серия.
— Они над нами мало поиздевались? Говорят же тебе, оставайся здесь… Тебе незачем даже возвращаться. Завтра же вечером у тебя будет бессрочная виза, грин-карта, квартира на Манхэттене и договор. Чудеса — это ведь наше ремесло, приятель.
— За один месяц закончим «Сагу», а потом сделаю все, что захочешь.
Он смотрит в свой стакан, отхлебывает бурбона и зажмуривается, пережидая ожог.
— Уж лучше сдохнуть.
Остров
Там, по правому борту. И как островам удается столь горделиво представать взору тех, кто хочет на них высадиться? Этот только возник, а уже явил всю свою величавую красоту. Даже непонятно, что же я испытал в этот миг, сидя на палубе корабля и глядя, как он приближается, но не раскрывает себя. Незнакомое чувство. Что-то вроде уважения.
Чтобы избежать Парижа, я из Нью-Йорка вылетел в Ниццу, потом пересел на самолет до Йерского аэропорта, затем на этот рейсовый кораблик, где стадо туристов действует мне на нервы, с тех пор как мы покинули Тур Фондю. Потихоньку спрашиваю гида, неужели остров каждый день посещает столько народу.
— Раньше всех привлекал остров Левант, но, с тех пор как тут обосновались они, ездить стали сюда. Оно и неудивительно, со всей этой шумихой.
Этот называется Лод, самый южный из Йерских островов. А «шумиха» — скромный эвфемизм; светская пресса только и говорит, что об этом крохотном родимом пятнышке, полгода назад даже не отмечавшемся на картах. Нас ведут к узкой тропинке, с верхней точки которой виден замок. Ищу глазами ту, что должна была встретить меня на причале. Если не найду за пять минут, придется следовать туристическим маршрутом в сопровождении экскурсовода.
Нет, вижу, как она машет мне издалека…
На волосах белая косынка, цветастое платьице, раздуваемое ветром, — она бежит ко мне с радостным криком. Я ее подхватываю, кружусь вместе с ней, охотно не опускал бы на землю веками.
— Если мой любовник нас увидит — проклянет.
— Морду мне расквасит?
— Скажете тоже. Скорей уж устроит мне серенаду в знак прощения. Хорошо доехали?
— Предпочел бы наведаться сюда не в сезон.
— Часов в пять туристы уедут, и остров наш. Я сейчас всем займусь. Зайдем сначала ко мне, положим ваши вещи и пойдем обедать. Вы все еще любите пиццу с анчоусами?
— ?..
— Шучу.
Слуги в одеяниях начала века берут мой чемодан. Матильда дает им распоряжения, словно делала это всю жизнь. Один из них предлагает отвезти нас в смешной маленькой двуколке, но мы предпочитаем пройтись пешком.
— Там, наверху, замок, сходим туда с наступлением темноты. А вон тот домик внизу — мой.
— Кроме вас и них, на острове никто не живет?
— Никаких туземцев, если вы это имели в виду. Человек тридцать занято обслуживанием, а я руковожу командой из шести помощников.
— Это ваш… бизнес?
— Назовем это так. Они живут в прекрасном особнячке, но его отсюда не видно.