Сага

Ты решил не оставлять меня, пока я не пойму? Больше не беспокойся: я понял. Могу даже выдать Тебе Твой внутренний монолог, Твой голос за кадром: «Малыш Марко, ты хотел играть со старшими, бросить Мне вызов на Моей собственной территории? Ну так Я тебе покажу, что такое драматическое действие, ложный след, новая завязка. Сюжетных поворотов ты у Меня получишь вдосталь».

Примись за других, они виноваты не меньше моего. Тебе одному ведомо, куда попрятались Матильда, Луи и Жером и что они делают в эту самую секунду.

Где вы, все трое?

— Это он?

— Ну конечно он.

Два силуэта приближаются ко мне.

— Узнаешь нас?

Ну да, я вас узнаю. Счастье должно быть полным. Вы Брюно и Джонас. Но Милдред выкинула со мной свой фокус всего минуту назад, так что эффект неожиданности несколько смазан. Вполне сознаю, что все подстроено на славу, но не испытываю ни малейшего желания участвовать в вашей прекрасной мизансцене.

— Так ты нас узнаешь?

Наихудшая обида для актера — это не узнать его.

— Моя физиономия тебе ничего не напоминает?

— Совершенно ничего.

— А моя тоже?

— Честно говоря, нет, ребята.

За кого они себя принимают, эти актеришки? Они были никем, пока не получили свою роль. Без нас они бы и остались никем. И вот теперь качают права, требуют возврата к нормальности.

Мелкие, ничтожные персонажи, порожденные причудой моего воображения. Вы мне обязаны всем.

* * *

Мелкие, ничтожные персонажи, порожденные причудой моего воображения, оставили меня в сточной канаве с окровавленной мордой. Отставные полицейские и подростки, едва вступившие во взрослый мир, бьют крепко. Не думал, что они способны на такое. На гораздо худшее — еще куда бы ни шло, но не на такое.

Сажусь на краю тротуара и смотрю на проезжающие мимо такси.

Осознаю, до чего же устал.

Как бы мне хотелось быть сегодня вечером с Шарлоттой. Она бы утерла мне кровь платком, в который никогда не плачет.

Прямо передо мной останавливается мотоциклист.

— Не подскажете, где тут улица Пуассоньер?

Вижу надежно привязанный к багажнику портативный телевизор, наверняка отдавший богу душу.

— Поезжайте прямо до площади Республики, потом по бульвару Бон-Нувель и за кинотеатром «Рекс» сверните направо. Если ищете дом сто восемьдесят восемь, то это в самом конце.

— Спасибо!

Он взревел мотором и скрылся в темноте.

Изгнанники

Едва выйдя из аэропорта, едва только увидев этих двух безупречных полицейских, я сразу почувствовал себя в Нью-Йорке.

Облегающие темно-синие рубашки со сверкающими желтыми значками, дубинки, болтающиеся ниже колен, фуражки на зависть всем секретным агентам и зеркальные очки «Рейбан», немедленно отражающие вас в самом подозрительном виде.

Один пузатый, однако прямой как столб, другой тощий и опять-таки прямой как столб, они за один миг превратили меня просто в фанатика Закона и Порядка. Когда я увидел, как они крутятся вокруг плохо припаркованной машины, из детства тотчас же всплыли на поверхность маленькие пузырьки. Вспоминаю дядю Доминика, неспособного описать Нью-Йорк всякий раз, когда возвращался оттуда; единственное, что он мог нам сказать, — это «там как в „Коджаке“[11]», на чем и останавливался. Вспоминаю, как смеялся до слез, видя толпу полицейских, бегавших за Бастером Китоном в «Копах». Впервые увидев фото с убийством Ли Освальда, стоявшего между двумя полицейскими, я просто оцепенел, так меня потряс этот миг насилия. Но все это не идет ни в какое сравнение с общими местами из американских полицейских сериалов. Когда мне было двенадцать, я думал, что все полицейские в мире зачитывают арестованным типам их права. Верил, что достаточно внести залог, чтобы очутиться на свободе. Был убежден, что в суде надо клясться на Библии. И даже был слегка шокирован, когда в пятнадцать лет купил бутылку виски, а у меня никто ничего не спросил.

Недолго колеблюсь в выборе между метро и такси и залезаю в одну из желтых машин с шашечками, чтобы добраться до города.

— Манхэттен, угол Пятьдесят второй и Одиннадцатой.

Тех двоих копов вполне хватило, чтобы успокоить мою склонность к мифическим образам. Нечего на них глазеть, тут найдется полно других. Сегодня утром, при первых проблесках зари на бульваре Бон-Нувель, я вдруг почувствовал, что родного Града Света мне скоро станет не хватать. А днем, на раскаленном солнцем Бруклинском мосту, Париж мне показался одной из тех маленьких безделушек, которые надо встряхнуть, чтобы внутри пошел снег. Я уже не понимаю, откуда я, и мне плевать. Я изголодался по громадности. У меня жажда сильных ощущений. Мне хочется прогуляться голым по пояс, с майкой на плече. Хочется, как рэперу, на все показывать пальцем. Небоскребы и безумные проповедники на перекрестках, лимузины с тонированными стеклами, выход из офисов подтянутых красоток, магазины деликатесов и опустившиеся бездомные.

Я в Нью-Йорке.

* * *