Сага

— У меня никакой памяти на имена, особенно на имена актеров, но я вас видел как-то раз, когда начальство устраивало коктейль на студии. Мы с вами не говорили. Вы тогда сказали что-то довольно симпатичное о сценаристах, это я помню, дело было в феврале. Ваша фамилия начинается на «Д», а может, на «Т»… А зовут вас… Софи?

Она пристально смотрит на меня, с любопытством, но сурово.

— Я бы предпочла увидеться с Матильдой Пеллерен.

Она заказывает еще один бурбон. В той серии, где они с отцом надрались, она тоже его пила.

— Сожалею, но Матильда покинула место преступления вместе с остальными. Это она создала, оживила и довела до ума вашу героиню. Пара Милдред — Существо тоже ее работа.

— Не называйте его так.

— Кого?

— Мужчину, которого я люблю.

Надо бы вспомнить, что я читал о ней в газетах. Софи… как бишь ее. Вроде бы с юга, из Ниццы или Канн. До «Саги» вела небольшую передачу на местном телевидении. А может, я путаю ее с кем-то еще. Громко и решительно спрашиваю, кто ей сказал, что я в этом баре. Она отпивает глоток бурбона, не переставая мерить меня взглядом с ног до головы. Чуть надменно, что меня раздражает.

— Хотите сказать, что оказались тут случайно? Смотрите мне в лицо, когда я с вами говорю.

— Уж вам-то должно быть известно, что у меня не слишком ладится с тем, кого вы называете Существом. Так что волей-неволей пришлось пойти по барам. В конце концов, Dad[10] прав. Не знаю ничего лучше выпивки, чтобы сделать этот пошлый мир хоть немного сносным. Когда все было совсем плохо, я искренне подумывала о карьере алкоголички. Это ведь тоже карьера, здесь тоже можно добиться блестящих профессиональных успехов. Некоторым это удается, некоторым нет.

— Не пытайтесь меня разжалобить, я отлично знаю, что после показа восьмидесятой серии актеры первыми взвыли: искажение созданного ими образа, обман доверия и все такое прочее. Вы ведь комедиантка, а тут было задето ваше непомерное актерское «я». Но это было наименьшей из наших забот.

— Самая большая удача в моей жизни — это встреча с тем, которого я люблю. Вторая — мой ум. Без моего невероятного умственного коэффициента я бы уже созрела для психушки. Вечный вопрос: делает сверхинтеллект несчастнее или наоборот? До восьмидесятой серии я бы не смогла на него ответить. Но теперь знаю: чем ты умнее, тем меньше страдаешь. Улыбка счастливца и счастье простака — всего лишь химеры. Я отделалась легче остальных, но тому, кого я люблю, не хватает средств, чтобы попытаться понять. Вы же сами видели, какие у него отношения с миром, с другими людьми…

— Сюда вас Сегюре послал? Это он вас натравил на меня?

— …Мое единственное преимущество перед ним состоит в том, что я умею выделять смысл. И благодаря этому рассматривать собственную боль как бы со стороны. Он же может только страдать как животное, потому что он животное и есть. А я страдаю не меньше его, видя, как он тонет.

— Вы довольно хорошая лицедейка. Без работы долго не останетесь.

— Думаете, для меня это так просто? Отец-алкоголик, вполне довольный своей судьбой, но ведь алкоголик же. Мать то пропадает, то появляется, то снова пропадает. Брат из полицейских подался в холуи. А возлюбленный живет как дикий зверь. Отличная семейка эти Каллаханы… Не говоря об их окружении.

— От меня-то вы чего хотите?

Она допивает свой бурбон, и бармен, даже не спрашивая, наливает ей следующий, словно старому завсегдатаю. Она благодарит его кивком.

— Вы обжираетесь словами, многоречивыми диалогами, но главное — вы не пытаетесь понять. Вы навязали нам обоим ад, и мы с каждым днем погружаемся в него все глубже и глубже — на такую глубину, куда даже ваше плодовитое воображение не смогло бы проникнуть. Я вынесла сильнейшие физические муки, но все это пустяки по сравнению с тем, что он переживает каждый день.

Она кладет стофранковую бумажку на край стойки и слезает со своего табурета.

— Сделайте что-нибудь для того, кого я люблю.

Нельзя дать ей уйти, не положив конец этому маскараду. Я хватаю ее за руку. Обеспокоенный бармен приближается.

— Прежде чем уйти, вы мне покажете ваши шрамы.

Она яростно дергает рукой и смотрит на меня с вызовом:

— Это не только в наших интересах, но и в ваших собственных.

В той единственной серии, где видны шрамы, гримеру понадобилось добрых два часа, чтобы их сделать. Если только и он с ней не заодно!

— Отпустите!

Во мне вскипает волна бешенства. Бармен встревает между нами и, схватив меня за грудки, отшвыривает. Я налетаю на столик и падаю вместе с ним.

Милдред уже исчезла.

Медленно встаю. Он приказывает мне убираться.

— Она тут в первый раз, эта девица?

Вместо ответа он хватает меня за шиворот и выставляет вон.

Стоя посреди улицы, ищу ее взглядом.

Спрашиваю у прохожего, который час.

Час сорок.

Так Ты никогда не спишь, Господи?