Сага

— Иногда я с трудом понимаю, почему именно эта парочка всем так нравится, я ведь создала столько других. Одна студентка хочет посвятить им свой диплом по психологии. Задает мне какие-то невероятные вопросы о взаимопроникновении разумности и дикарства, о потерянном рае, о бремени телесности, о естественном состоянии и рассудочном сексе. Я отвечаю, что за ответом незачем ходить так далеко, сначала я хотела всего лишь предложить современную версию «Красавицы и Чудовища», где было бы непонятно, кто есть кто. Но это ее сильно разочаровало. Я все же попыталась растолковать ей, что всю свою прошлую жизнь рассказывала историю встречи мужчины и женщины, которые в конце концов ложатся в постель, но сначала изводят друг друга и находят для себя кучу социальных преград и запретов. Милдред и Существо — как раз и есть уникальный случай отбросить к чертям всякую психологию. Если приглядеться внимательней, их история — о молниеносном, полнейшем и нерасторжимом симбиозе. В старости я оглянусь назад и скажу: да, во всем, что я написала, мне удалось лишь один-единственный раз на сто процентов приблизиться к чистой любви.

Изображение на экране опять ожило. Камилла становится все очаровательней. С тех пор как из сериала исчезла Мари, именно она стала объектом всеобщего вожделения. Наверняка это Сегюре подталкивает ее в ту сторону. Сегодня девица, что играет ее роль, позирует для дамских журналов и делится секретами своей красоты. Успокаивает журналистов: «Нет, Камилла не покончит с собой». На экране она сейчас в пиано-баре роскошного отеля вместе с Педро Уайтом Менендесом, кафкианским террористом. Пользуется моментом, когда Педро отдает по телефону какие-то приказы, чтобы поправить микрофон, который Джонас прикрепил ей между грудей. Для нее Менендес — крупный экспортер сигар. Она для него — шикарная девочка по вызову. Они мило болтают, потягивая коктейли, когда Менендес вдруг спрашивает ее ни с того ни с сего, приходилось ли ей уже видеть смерть.

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Ответьте.

— Никогда не видела.

— Даже смерть дедушки или как кого-нибудь сбило машиной на улице?

— Нет.

— Досадно. Невозможно составить себе четкое представление о душевном покое, если не держал на руках хоть одного мертвеца. И все же, знаете, я против идеи смерти. По мне, так люди должны просто исчезать в один прекрасный день, испаряться, сливаться с природой.

— Пантеистический взгляд на смерть?

Это звучит так непосредственно, что Менендес удивлен. Камилла не знает, как загладить оплошность.

— Забыл, что во Франции даже шлюхи с образованием.

Бросает беглый взгляд на часы и говорит:

— Предлагаю на выбор: либо сходите в бар за стаканчиком, либо садитесь ко мне поближе, чтобы я мог поласкать ваши груди.

Она в смущении прижимает руку к груди, где спрятан микрофон, но все же предпочитает придвинуться к Педро. Он обхватывает ее руками и пригибает к диванчику. Через секунду в баре гремит взрыв, несколько тел отбрасывает взрывной волной. Камилла цела.

— Я же просил по крайней мере еще трех жмуриков, — ворчит Жером.

— Не жалуйся, какой-то месяц назад стоимость бинтов удержали бы из твоего жалованья.

— До американских спецэффектов нам еще далековато, но признаю, что взрыв вышел неплохой. В той сцене, где Мордехай бросается с башни, они даже расщедрились на трюковые съемки.

— Мордехай? А разве мы уже не прикончили его серии в тридцатой — тридцать первой?

— Он же страшно богат. С таким состоянием от чего угодно откупишься, даже от смерти. В любом случае никто не жаловался, что он воскрес.

Вот тут-то у меня порой и возникает проблема. Я задумываюсь об этой адской свободе, которой Сегюре хотел бы нас лишить. С того достопамятного дня, когда он бросил свое «делайте что угодно!», мы много чего нагородили. Сегодня я ищу этому предел. Должен же быть какой-нибудь. Нельзя же безнаказанно преступать закон и без всякой цензуры вовлекать в свое безумие девятнадцать миллионов человек. Я спросил об этом Старика. И он с некоторой грустью в голосе ответил:

— Боюсь, что единственный предел — это предел нашего собственного воображения.

* * *

Я давно грозился это сделать. В той серии, которую мы закончили сегодня, у нас появляется Бог. Собственной персоной.

Он вполне соответствует тому образу, который сложился о Нем у большинства людей: это величавый старец в белых одеждах, чье великолепное, чуть осунувшееся лицо внушает и страх, и отраду.

— Эй, Луи, думаешь, этого описания достаточно?