Сага о Йёсте Берлинге

Она хорошо проводила здесь время. Никогда, казалось, у веселья и развлечений не было более великолепных владений. Здесь было все — и песни, и игры, и мужчины, охотники до всякого рода приключений, и красивые, веселые женщины. Здесь не было недостатка в балах и вечеринках. Прогулки на лодках по озеру в лунные ночи сменялись бешеной гонкой в санях по темным лесам. Не обходилось тут и без потрясающих приключений, не обходилось и без мук и страданий любви.

Но после смерти дочери графиня ни разу не приезжала в Борг. Она не была здесь целых пять лет. И вот теперь она приехала, чтобы посмотреть, как переносит ее невестка жизнь среди дремучих лесов, медведей и снежных сугробов. Она считала своим долгом приехать и посмотреть, не замучил ли ее до смерти глупый и скучный Хенрик. Она решила стать добрым гением домашнего очага. Солнечное сияние и счастье были упакованы в ее сорока кожаных чемоданах, ее камеристкой было веселье, ее кучером — шутка, а компаньонкой — забава.

И когда она взбежала по лестнице, ее встретили с распростертыми объятиями. Ее прежние комнаты в нижнем этаже ожидали ее. Ее слуги, компаньонки и камеристка, ее сорок кожаных чемоданов и тридцать картонок со шляпами, ее несессеры, шали и шубы — все понемногу было размещено. Весь дом наполнился шумом и суетой. Хлопали двери, прислуга как угорелая бегала по лестницам. Сразу было видно, что графиня Мэрта прибыла в Борг.

Стоял чудесный весенний вечер, поистине чудесный вечер, хотя было только начало апреля и озеро еще сковывал лед. Мамзель Мари сидела у окна в своей комнате, перебирая струны гитары, и пела.

Она так была поглощена гитарой и воспоминаниями, что не заметила, как к домику фру Муреус подкатил экипаж. В экипаже сидела графиня Мэрта и с интересом разглядывала мамзель Мари, которая сидела у окна с гитарой в руках и, устремив глаза к небу, пела старинные любовные романсы.

Графиня Мэрта вышла из экипажа и вошла в дом, где работали за пяльцами прилежные девушки. Графиня не была высокомерной: ветер революции вдохнул и в ее легкие свежее дыхание эпохи.

Ну и что с того, что она урожденная графиня, бывало говорила она; во всяком случае, она желала жить так, как ей нравится. Ей было одинаково весело и на крестьянской свадьбе и на придворном балу. Она разыгрывала комедии перед своими служанками, когда под рукой не оказывалось других зрителей. В любом обществе, где бы ни появлялась графиня, своей красотой и бьющей через край жизнерадостностью она всюду приносила веселье.

Она заказала фру Муреус одеяло и похвалила девушек за прилежание. Затем она осмотрела садик и рассказала о своих дорожных приключениях. Под конец она даже решилась подняться по крутой и узкой лестнице на чердак и навестила мамзель Мари в ее мансарде.

Здесь она окончательно покорила сердце маленькой одинокой мамзель блеском своих черных глаз и очаровала ее своим мелодичным голосом.

Она накупила у нее гардин и скатертей. Конечно, в Борге ей было не обойтись без гардин и скатертей, сотканных руками мамзель Мари.

Потом графиня взяла гитару и спела ей о радости, счастье и любви. Она рассказала мамзель Мари так много интересных историй, что та сразу почувствовала себя перенесенной в водоворот событий веселого, шумного света. Графиня смеялась так заразительно, что замерзшие птицы защебетали, а лицо ее, которое теперь едва ли можно было назвать красивым, потому что кожа была испорчена косметикой, а рот окружали складки, говорившие о грубой чувственности, — это лицо показалось мамзель Мари таким прекрасным; она даже удивилась, как могло исчезнуть его отражение в маленьком зеркальце, после того как ему однажды удалось отразить эти черты на своей гладкой поверхности.

На прощание графиня Мэрта поцеловала мамзель Мари и просила ее заезжать в Борг.

В сердце у мамзель Мари было так же пусто, как в гнезде ласточки на рождество. Она была свободна, но тосковала по оковам, как тоскует раб, получивший свободу на склоне лет.

И вот для мамзель Мари снова наступила пора радости и печали, — но не надолго, всего только на восемь дней.

Графиня беспрестанно возила ее с собой в Борг. Она разыгрывала перед ней комедии и рассказывала о своих поклонниках, а мамзель Мари смеялась так, как никогда еще не смеялась. Они сделались лучшими друзьями. Вскоре графиня уже знала о молодом органном мастере все, вплоть до сцены прощания. В сумерках она усаживала мамзель Мари у окна в маленькой голубой гостиной, давала ей гитару и просила спеть какой-нибудь романс. Графиня сидела и смотрела на высохшую тощую фигуру старой девы, на ее маленькую безобразную голову, вырисовывающуюся на фоне алой вечерней зари, и говорила, что бедная мамзель похожа на томящуюся в любовных муках юную деву, заключенную в замке. В романсах, которые пела мамзель Мари, говорилось о нежных пастушках и жестоких пастушках, а голосок ее был таким пискливым и визгливым, что нетрудно понять, какое наслаждение доставляла графине эта комедия.