Сага о Кае Лютом

Словом, я согласился, Милий махнул кому-то рукой, один из хирдманов поднялся на ноги и заговорил. Мне не понравилось, что все, кто понимал живичский, сразу посмотрели в мою сторону.

— Все волки сегодня ходили в поселок и встретились с купцами, — пересказывал Милий его слова. — Там все говорят о большой беде, что настигла Северные острова, о несметных полчищах тварей, что ходят как по воде, так и по суше. Вот Суморо́к и спрашивает, правду ли бают люди? И не о том ли тебе поведал тот купец, что встретился нам раньше?

Что ж, справедливый вопрос. В последнее время я держался наособицу и редко говорил с простыми хирдманами, всё больше с теми, к кому привык. Хотя я все же подметил удивление на лице Агния.

— Правду. Бездна, или как зовут ее живичи — Ватыркай, пришла на наши земли и разослала во все концы свое племя.

Хальфсен тут же подхватил мои слова и громко пересказал их на живичском.

— Большую ли плату положит северный князь за нашу помощь? Хватит ли ему золота и серебра, чтоб нанять наш хирд?

«Плату»? Какую, в Бездну, «плату»? Там же мой дом, моя семья! Уверен, что Рагнвальд не оставит меня без награды, но я же не иду к нему наниматься! Я возвращаюсь к себе!

И тут я понял, к чему ведет речь этот живич. Как поняли и старые ульверы, и Агний с Дометием и Хундром. Простодушный, прихватив миску с кружкой, неспешно пересел так, чтоб оказаться между мной и хирдом. Кого, любопытно, он хотел защитить? Меня или хирдманов?

Живич, не дождавшись ответа, продолжил:

— Надо ли нам идти туда? В наших княжествах враги полегче. Мы уже били коняков, и плату за то нам дали немалую. Не лучше ли воротиться в Смоленец или какое другое княжество? Там хирд станет и богаче, и сильнее. Даже если не златом-серебром, так князья поделятся землями, деревеньками и скотом. Будем жить ничуть не хуже вингсвейтаров.

Те хирдманы, что пришли после Годрланда, одобрительно загудели. Живичи из псов и львят, уже обученные мной, молчали, но даже так я чувствовал, что они поддерживают этого Суморока. Чувствовал безо всякой стаи.

Я забыл, что стая — это не стадо, послушно следующее за пастухом. Мы сражаемся вместе, но мы не единое целое. Во всех хирдманах течет разная кровь, так почему фагры, сарапы и живичи должны биться за Северные острова? Они там даже и не были никогда.

А может, этот живич затеял разговор еще и потому, что с отплытия из Раудборга я ни разу не призывал стаю? Трудюр на своем примере показал, как дар может взять верх.

— Кай, — вдруг заговорил Простодушный, — что-то я не пойму, кто там стоит. Купец или воин?

— Разве не для того собирают хирд? — упорствовал Суморок. — Чтобы найти того, кому нужны воины, а потом убивать его врагов за серебро? Или тварей, если те мешают ему? Кто захочет биться просто так? Даже княжеские дружинники сражаются за кров, корм и серебро.

Жаждал ли я богатств, когда уходил из Сторбаша с Альриком? Да. Но я тогда думал не о сундуках, набитых серебром, не о десятках рабов и не о шелковых рубахах. Я хотел вернуться домой хельтом или даже сторхельтом на большом корабле, хотел покрасоваться перед соседями, одарить своих родителей так, чтобы они больше ни в чем не знали нужды. Хотел доказать каждому, кто когда-то смотрел на меня свысока, что я лучше их всех!

Сражаться за новую руну! Сражаться ради мести! Сражаться ради братьев! А если за это еще и серебро дадут, так вообще здорово!

Впрочем, я был всего лишь мальчишкой, а этот живич прожил больше трех десятков зим. Он уже не ищет славы и не мечтает стать сильнее. Тогда зачем он мне?

— Скажи, Суморок, получил ли ты сегодня полмарки серебра?

— Да, — неуверенно кивнул живич.

— Хорошо! Ты пришел в хирд по доброй воле и не клялся в верности, потому не стану держать тебя силой. Иди!

— Идти? Куда идти?

— Куда хочешь. Ты вольный человек. Хочешь — иди направо, хочешь — налево. Больше ты не мой хирдман, а я не твой хёвдинг. Если кто еще хочет уйти, пусть тоже уходит!

Я обвел взглядом хирдманов. Ни львята, ни даже псы что-то не торопились подняться.

— Но я не хочу уходить! — воскликнул Суморок. — Всего лишь хотел…

— Хотел указать своему хёвдингу, куда вести хирд? — снова подал голос Херлиф. — С каких пор хускарлы указывают хельтам? И одной зимы не пробыл в хирде, а уже возомнил себя самым умным?

Простодушный отложил миску, подошел к живичу:

— Думаешь, никто не понял, что ты затеял? — почти ласково сказал Херлиф. — Знал же, что хёвдинг тебя не послушает. Потому и удумал говорить с ним прилюдно, чтобы другие хирдманы тоже сказали свое слово, — и взревел: — Ты что, песий сын, решил, что тут Раудборг? У нас вече нет!

Жаль, что Хальфсен не сумел повторить слова Простодушного так же, а просто пересказал.

— Я… я поступил глупо, — выдавил живич. — Разреши остаться в хирде!

— Нет, — спокойно ответил я. — Пошел вон!

— Тогда… тогда я требую свою долю. От всей добычи, что хирд получил в Альфарики.

Агний сидел, не подымая головы, поди, раздумывал, какой палец на руке у него лишний. Простодушный оглянулся на меня, как бы спрашивая: сразу прибить наглеца или чуток погодить.

— Какую твою долю? — спросил я. — Тебе уже всё отдали.