— Эх, я-то думал, что твари полезли из-за меня. Ну, вроде как боги прислали сюда их, чтобы я поднялся выше двадцатой руны и стал богом, как Фомрир. А теперь приперся ты и говоришь, что твари нынче повсюду, куда ни плюнь!
Мы еще немного поговорили с Вагном. Потом я у него спросил:
— На пристани я видел корабли Флиппи Дельфина, а на пиру его почему-то нет. Уж не повздорил ли он с Рагнвальдом?
Вагн удивленно уставился на меня, а потом рассмеялся:
— Я уж и забыл, что ты только прибыл. Об этом давно все знают. Флиппи сразился с морской тварью, которая сидела во фьорде Хандельсби, но та оторвала ему ногу. Уж потом конунговы дружинники выманили ее на берег и убили. А Флиппи с тех пор умом тронулся. Целыми днями пьет да бормочет чего-то. Мамиров жрец ходил к нему, но ничего не смог сделать. После этого многие вольные хёвдинги раздумали сражаться с тварями и сбежали, точно блохи с дохлой лисицы. Но мы-то не блохи! Да и Северные острова пока не сдохли! Я вот точно буду биться до конца! Так что скоро я догоню тебя! Поглядим, кто первым доберется до сторхельта! А у тебя есть дар? Он стал сильнее после десятой руны?
Хотя меж мной и Вагном было всего две зимы разницы, я вдруг почувствовал себя очень старым. Он слишком много болтал, слишком громко смеялся, а его слова перескакивали с одного на другое быстрее, чем я успевал моргнуть. Очень утомительный мальчишка!
Уже под конец пира Рагнвальд поставил на стол бочонки с хельтовым медом, чтобы и хельты смогли хоть немного захмелеть. Вагн к тому времени осоловел, и хирдманы унесли его. Помню, потом кто-то заиграл на тальхарпе, застучал бодран, запела лира. Полились висы скальдов, прежде мной не слыханные, о свершениях совсем недавних. Там я услышал и о Флиппи Дельфине, и о тварях, убитых Гейром Лопатой, об отважных воинах, что сражаются с порождениями Бездны и в зной, и в мороз.
Хотя мне не терпелось поплыть в Сторбаш, чтоб встретиться с семьей, я все же задержался в Хандельсби на несколько дней — Стиг Мокрые Штаны сказал, что скоро должен вернуться мой отец.
Город жил, как и прежде. Люди также пасли скот, сеяли овес и ячмень, ловили рыбу и охотились, разве что высокорунных по улицам ходило меньше. Да и на меня поглядывали нынче с подозрением: мол, чего это хельт не с тварями бьется где-то там, а почем зря в городе отсиживается? Уж не труса ли он празднует?
Каждый день Рагнвальд говорил либо со мной, либо с моими хирдманами. Как я и думал, Пистос, сын благородного семейства Годрланда, вызвал у конунга немалый интерес. Феликс приходил с таких бесед выжатый, как клюквенный жмых.
На третьей или четвертой встрече со мной завели разговор о Скирировом даре. Стиг Мокрые Штаны выспрашивал, как изменился мой дар, что я нынче могу и не передумал ли насчет дружины. Рагнвальд предложил усилить меня воинами из тех хирдов, что изрядно поуменьшились после стычек с тварями. Что могут сделать десять хускарлов? Мало чего. А вот если их влить ко мне, пусть и на время, мой дар поможет быстро привыкнуть им к нашим боям. Я отказался.
Мы уже предполагали, что Рагнвальд постарается подсунуть воинов, чтобы те на своей шкуре испытали, что значит Скириров дар. И мне все еще не хотелось, чтоб все узнали о том, что я могу раскидывать чужие дары на весь хирд. К тому же снежные волки — это не случайный сброд, чтоб всякий мог прийти и уйти по своему желанию. Ну и хускарлы для хирда — это нынче обуза, а не основа, о чем я, конечно, не стал говорить конунгу.
Стиг изрядно разозлился. Он махал своим сторхельтовым кулачищем над моей головой, проклинал бестолковых мальчишек, которым на голову свалился дар Скирира, а те поджали хвосты, боясь взять на себя большую власть, увещевал и пугал скорым разорением Сторбаша:
— Пойми, дурень! Твари за одну зиму отобрали у нас десяток островов. Твой сын не доживет до первой руны! А ты тут морду воротишь от толковых хирдманов! Что, места на кораблях не хватит? Или боишься, что тебя из хёвдингов попрут?
Рагнвальд молча смотрел на меня, словно хотел увидеть, испугаюсь я или нет.
— Мой сын — не твое дело, — медленно протянул я, едва сдерживая гнев. — Увезти его отсюда я всегда успею. И сноульверы — это мое дело. Даже конунг не может лезть в жизнь вольного хирда. Я согласился сражаться с тварями, а как мы это будем делать — не тебе решать.
Стиг побагровел, раскрыл рот, но тут Рагнвальд с силой ударил по столу.
— Хватит! Кай прав. Не нам судить о его силе и даре! Вдруг дар Скирира может удержать только шесть десятков? Тогда мы и впрямь только сделаем хуже.
Я враз успокоился и улыбнулся. Детская уловка! Наверное, сейчас я должен поспешить и заверить конунга, что у моего дара нет предела. Я столько времени провел, играя в затрикион с Дометием и Пистосом, что подобные хитрости нынче угадывал с первого же слова. Да, бои продумывать загодя, как Клетус, я пока не наловчился, но хотя бы на глупые подначки не вёлся.