Сага об Ингваре Путешественнике. Текст, перевод, комментарий

Принимая во внимание всю шаткость данного аргумента, поскольку притча могла восходить и к более раннему времени, все же можно предположить, что фраза насколько длинна эта река принадлежит более древнему рассказу – устному сказанию или *Vita Yngvari. Некоторые основания для такого заключения можно найти в том, что узкие контексты, в которые она включена, практически лишены христианской окраски. Кроме того, процитированная фраза предполагает ответы на вопросы о том, какова протяженность реки (измеренная в мерах длины, периодах плавания и т. п.) и куда ведет река. Фактически сюжет «Саги об Ингваре» строится по такой схеме: каждый эпизод, рассказывающий о каком-либо событии на суше или на воде, завершается упоминанием о дальнейшем плавании в течение некоторого времени (см. краткое изложение саги, с. 88–92, 94–97), и в то же время каждый последующий эпизод уводит отряд все дальше от христианского мира. Существенно также отметить, что обе формулировки цели похода в саге дают основания сомневаться в том, что автор намеревался сообщить читателю какие-то подлинные географические факты (см. коммент. 56).

В Походе Ингвара отмечается, что река, заинтересовавшая героя, вытекала с востока, и, следовательно, можно предположить, что описываемое в саге плавание должно было быть ориентировано на восток. Следует отметить, что в средневековой Скандинавии с востоком имелись и иные, кроме географических, ассоциации. Согласно христианским взглядам на членение мира, Русь/Гардарики помещалась на территории Азии, которой придавалось особое значение. Считалось, что именно в Азии находится земной рай (подробно см.: Мельникова 1998. С. 195).

Упомянутый в тексте гидроним Rauðahaf также допускает двойственное толкование. Рассмотренный как географический термин, он обозначает Красное море, вблизи которого, согласно саге, завершилось продвижение отряда: маршрут отряда, начавшись на Руси, вел таким образом на юго-запад, а отнюдь не на восток. Однако другое, мифологизированное значение Rauðahaf, приведенное в саге и встречающееся в других источниках (см. коммент. 89), вновь усложняет интерпретацию. Как становится ясно из текста, герой плыл в обратную от истока сторону и почти достиг водоворота Гави, который назван в «Саге об Ингваре» «концом света». Мы можем, таким образом, полагать, что восток на одном конце реки и «конец света» на другом являются не реальными географическими определениями, но, скорее, символами.

Многозначным является и образ «большой реки», если рассматривать его за пределами историко-географической конкретики. Представление о священном значении больших рек свойственно многим индоевропейским народам. «Общеизвестно, – пишет Э. М. Мурзаев, – что большие реки и в Индии пользуются особым почетом. Берега священной реки Ганг, которую называют мать-Ганга, – место молитв и культовых обрядов. На ее берегу совершается сожжение покойников. В индийской мифологии предшественником земной Ганги была небесная река Ганга. Ее истоки – в пальце одного из высших богов Вишну, откуда она сошла на землю семью потоками, чтобы одарить людей водой, а встретившись с океаном, ушла в подземный мир. Ганга, таким образом, оказалась рекой трех миров: верхнего – небесного, среднего – земного и нижнего – подземного» (Мурзаев 1995. С. 48–49). Аналогично и у древних греков также присутствует сюжет о небесном течении рек. Поскольку реки Восточной Европы – Волга, Дон, Днепр и др. – были известны им лишь в нижнем течении, эллины полагали, что их истоки, с которыми они не были знакомы, находятся на небе, где воды собираются в потоки и потом проливаются на землю дождем (Зайцев 1989), питая ее влагой и давая жизнь. У древних народов Евразии сакральность востока проявляется в организации пространства в храмах, ориентированности на восток молитв и разнообразных культовых действий, погребений. Особую роль играет восток в священном писании и ритуале (Подосинов 1999. С. 287–315). Христианская теория, восприняв художественно-мифологическое мышление древних, дает новую интерпретацию реки как потока истории, в котором «переплетаются пессимизм, порождаемый созерцанием текучей и тленной земной жизни, и оптимизм, залогом которого служит чаяние небесного блаженства» (Гуревич 1984. С. 126. А. Я. Гуревич приводит цитату из бл. Августина: «В этой реке или потоке человеческого рода две вещи идут вместе: зло, проистекающее от праотца [Адама], и добро, установленное Творцом». – Августин 1901. С. 22).