Сайт нашего города

– Христос должен был спровоцировать хоть кого-то на подлость по отношению к Себе, понимаете? Если бы Иуда не согласился его предать, то Ему пришлось бы искать кого-то другого. Сколько сейчас развелось всяких гуру, которые объявляют себя новыми мессиями и даже более крутыми, чем сам Христос, а их никто и не трогает, никто с ними и не спорит, никто не кричит: «Распни его!». Потому что современным людям всё до лампочки, никто никому не интересен. Представьте себе начало эры, когда не было ни телевидения, ни газет, ни светской литературы, ни эстрады и театра в современном смысле этих слов, когда человек тянулся в храм не из любопытства и праздности, а потому что ничего другого не было. Человек тогда ещё не знал, что Земля круглая, для него Тихий океан казался целой Вселенной, неизведанным миром, как космос. Сегодня человек идёт изгонять из себя бесов к психологу или на телевидение в ток-шоу, а не к священнику. В ту эпоху человек рождался – его несли в храм, вступал в брак – шёл в храм, рожал детей – опять нёс их в храм, болел – обращался за помощью к жрецам, случался неурожай – он снова молил богов о милости, умирал – и опять в храм. Первые библиотеки и школы основывались при храмах. Вся жизнь древнего человека была тесно переплетена с религией. Теперь есть медицина, агрономия, метеорология, море всевозможных развлечений, поэтому человеку некогда да и незачем постоянно тревожить Бога своими насущными просьбами. Но когда пришёл Христос, люди готовы были глотку перегрызть тому, кто посмел бы замахнуться на устои их веры, потому что для них это было всё, чем только можно дорожить в жизни. Что плохого, если люди не соглашаются так легко отказаться от своей веры в Бога-Отца, который к тому же является отцом самого Иисуса? Вы понимаете, какая во всём этом искуснейшая провокация заложена? Бог постоянно провоцирует человека на такие поступки, от которых потом ужасается всё человечество, от которых человек постоянно чувствует себя ничтожным, никчемным и жалким, и это самоуничижение принято считать святостью. Мол, я так низок и мерзок, что с меня и требовать-то нечего. Бог смеётся над нами, Ему там скучно, вот Он и развлекается, как может.

– Где это «там»?

– Ну там, на небе.

– А почему Вы думаете, что Бог именно на небе, а не повсюду?

– Ха, хороший вопрос! Но людям всё-таки спокойней, когда они думают, что Бог на небе, а не где-то рядом. Бог должен быть на небе, а на земле Его ждут только гонения. Кому он нужен хотя бы здесь, в этом переполненном вагоне? Люди станут пихать его локтями: «Только тебя ещё тут не хватало!».

Большинство пассажиров от холода и долгой неподвижности, обусловленной теснотой и намокшими от снега толстыми зимними пальто на тёплых подкладках, шубами, блестящими от воды скрипящими кожаными куртками, спит тяжёлым медвежьим сном, каким можно спать только в зимней России. Кто-то клюёт носом, кто-то наоборот запрокинул голову чуть ли не на спину, так что она временами непроизвольно перекатывается через плечо на грудь, отчего человек резко всхрапывает, на мгновение просыпается, ужасается чему-то и опять, откинув голову назад, тут же крепко засыпает. Иные спят даже стоя, а только что вошедшие с выражением лица «попробуй, вякни что-нибудь» стряхивают на сидящих свои воротники, мокрые зонты и шапки в отместку за не доставшиеся места. На лицах сидящих при этом изображается «тьфу!» и «чтоб тебе!». Пахнет мокрой шерстью и табачным дымом.

Нам не повезло: мы сели в старую электричку с деревянными рамами. Такие электрички ходили ещё во времена строительства коммунизма в нашей отдельно взятой многострадальной стране. То ли от времени вторые рамы сгнили, то ли места их крепления износились, то ли их воруют сами пассажиры – а наш гражданин может утянуть, что угодно, и даже не из надобности, а просто по инерции или рефлексу. Но на некоторых окнах вторых рам вовсе нет, а где всё-таки есть, они приколочены длинными загнутыми гвоздями. Хорошо ехать в такую погоду в новенькой электричке, какие сейчас делают где-то в Торжке или Тихвине, а раньше делали на Рижском заводе, с добротными двойными рамами, с печками под каждым сиденьем. Но где ж, в самом деле, напастись новых поездов на всех желающих?

Рама у моей головы колышется от каждого движения вагона, но я не переживаю. Во-первых, её надёжно подпирает моя голова. Во-вторых, я вижу, что в соседнем купе второй рамы нет, и от окна дует так, что на воротнике спящей подле дамы вырастает маленький сугроб снега. Ехать ещё долго, и я тоже нечеловечески хочу спать, но ужасно интересно послушать этого словоохотливого пожилого человека.

– Вы помните, где Пушкин говорит о нашей лености и не любопытстве?

– По-моему, это из «Путешествия в Арзрум». Он там ещё пишет о гибели Грибоедова…

– Браво! Приятно в наше время встретить кого-то из молодёжи, знающего об этом. Значит, не всё потеряно. А как Вам его совет проповедовать Евангелия среди черкесов, чтобы укротить их свирепый нрав, чтобы подружить их с нашей культурой?

– Уж и не знаю.