Сайт нашего города

Мой отец стал этим самым узником, когда ему было всего три года. Всего-то три года от рождения! Я до сих пор не пойму, когда вижу трёхлетних детей, до какой степени безумия может дойти тот, кто уверует в своё право строить собственное величие на рабстве таких ангелоподобных созданий, один вид которых заставляет взрослого человека стать лучше и добрее. Не пойму и того, как эта высшая раса могла додуматься до эксплуатации стариков, до отстрела тех, кто по возрасту был не способен работать на великую арийскую расу.

Дети, бабы и старики – вот кто остаётся самым беззащитным во время любой войны. Они и остались совершенно незащищёнными в небольшом городке в 1941-ом году, когда туда стремительно вошли бравые фашисты. Мой отец до сих пор помнит, как немцы убили его тётку – жену красного офицера. О том, что она являлась женой красного командира, донесли, кстати, свои. Соседи. Соплеменники. Соотечественники. Потом так честно и сознались: «А мы же думали, что это теперь навсегда. Мы же не знали! Чего вы, ей-богу, обижаетесь?». Не знали в смысле смены режима: надолго ли это всё? Поэтому решили хотя бы доносами заранее обеспечить себе местечко в новом раю. Так, на всякий случай.

Немцы первым делом убили коммунистов, взрослых родственников кадровых военных, преимущественно жён и матерей. И ещё несколько человек только за то, что те были похожи на цыган или евреев. Расстреляли всех пациентов местной больницы, заявив, что сверхчеловеки никогда не болеют, а если кто и болеет, то он является недочеловеком и, следовательно, не имеет права жить.

Кого-то выдали свои, кого-то не выдали, кого-то немцы и сами вычислили, но вот тётке моего отца не повезло одной из первых. Её зачем-то пытали перед смертью, как будто она, красивая молодая баба, могла знать какую-то тайну. Видимо, просто так пытали, от скуки. Доказывали лишний раз своё право на звание высшей расы. Под конец она сошла с ума, и её выволокли за длинные русые волосы на виселицу. И всё это на глазах у детей, в детство которых вот так нагло и подло вторглось неумение взрослых жить разумно и гармонично. Даже сложно себе вообразить, как они все, должно быть, орали в этот момент, как плакали, захлёбываясь от ужаса, и трясли своими сжатыми детскими кулачками, как делают все дети, когда плачут. Так сейчас можно увидеть какого-нибудь карапуза, который вот так кричит в магазине, когда мама не купила понравившуюся игрушку.

Огромную семью бабушки «милостиво» выгнали жить в сарай. До войны в России семьи были очень большими, где двое-трое детей не считались признаком многодетности, как сейчас. Старухи того поколения потом говорили, что двадцатый век отбил у них охоту рожать. Видимо, они как-то генетически это передали новым поколениям русских женщин. У них у всех было по дюжине детей! Правда, после войны почти никого не осталось. Дети умирали от голода, болезней и, видимо, просто от ужаса. У прабабушки из пятнадцати детей после всех катаклизмов в виде советской «великой политики», революций, гражданских войн и Великой Отечественной уцелели только трое. Три дочери, три сестры. Только им удалось дожить до старости. Женщине трудно выполнять своё предназначение, когда она видит такое отношение к его результатам. Мужики у власти не догадываются, что рожать и растить детей тяжело. Они никогда в это не поверят, потому что на их взгляд делать детей легко, приятно и… быстро. Какие там девять месяцев – тыр-пыр и готово, подходи следующая! А женщины как всегда раздувают из мухи слона – что с них взять? Бабы, они бабы и есть, только б мужикам жизнь отравить. Эх, и трудно же им с этими несносными бабами – никакой великой войны не дадут развязать, сразу голосят, стервы, как будто что-то ужасное случилось!

Бабушку с шестью детьми, из которых в ту войну выжили только два сына – мой отец и дядя, выгнали жить в хозяйственные пристройки. А дом, выстроенный ещё дедом и его братьями, занял какой-то важный то ли группенфюрер, то ли бригаденфюрер, то ли ещё какой-то фюрер. Проще говоря, офицер, а при нём пара-тройка солдат. В целом немцы совершенно не воспринимали жителей занятого ими города за людей. Они спокойно справляли нужду прямо у них на глазах, как обычно человек не стесняется это делать в присутствии, например, собаки. Пердели и рыгали за столом или в присутствии женщин и громко гоготали при этом. Обычные, вечно жизнерадостные скоты, которым никогда не бывает грустно, с претензией на звание высшей расы. Впрочем, именно такая публика и имеет всегда подобные претензии.