Сахара и Сахель

Я забыл поделиться с тобой приятной новостью: прилетели аисты. Вчера я видел их первого посланца. Это случилось ранним утром, когда Блида еще спала. Он летел с юга при легком попутном бризе, редко взмахивая огромными белыми крыльями с черной кромкой. Тело птицы словно провисало «между двумя хоругвями». Стая вяхирей, ворон и мелких коршунов составляла веселую свиту, приветствующую желанного гостя гвалтом и хлопаньем крыльев. Поодаль парили орлы, устремив взгляд в сторону восходящего солнца. Я видел, как аист в сопровождении почетного экскорта устремился к Баб-эс-Себт.

У ворот после ночного перехода отдыхали арабы, они улеглись среди утомленных дромадеров под вьючными седлами, предварительно разгрузив поклажу и поместив ее в центре бивуака. Когда священная птица пролетала над головами погонщиков, один из арабов заметил ее, вскочил и закричал: «Смотрите, аист летит!» Все сразу подняли головы и неотрывно следили за птицей, спрашивая друг друга: «Видишь?» Долго птица находилась в плену сомнений, то снижалась, едва не касаясь стен, то взмывала ввысь, вытянув ноги и озирая вновь обретенную родину. Казалось, аист уже собирается сесть, по тут ветер взъерошил его крылья и увлек за собой к озеру.

Аисты улетают с приближением осени и возвращаются ранней весной. Они редко показываются на равнине и никогда не живут в Алжире. Зато их великое множество в Медеа, в Константине и во всех горных городках. В Блиде, самом африканском и наименее восточном из всех алжирских городов, я затрудняюсь отыскать дом, сколь-нибудь высокую крышу которого не венчало бы гнездо. Каждая мечеть украшена одним или несколькими гнездами. Аисты оказывают честь каждому дому, попавшему в их поле зрения. Считается, что они, как и ласточки, приносят хозяевам счастье. Традиция освящена и закреплена притчей, оберегающей птиц: аисты — это тольба, обращенные в птиц за нарушение поста. Каждый год в дальних неведомых странах они обретают человеческий облик, а когда стоят на одной ноге, запрокинув голову к небу, и прищелкивают клювом, издавая необычный клекот «куам… куам… куам…», — значит, души тольба, живущие в птицах, обращаются к молитве.

Некогда Юнона обратила в аиста Антигону, дочь Лаомедона и сестру Приама, в наказание за гордыню, которой преисполнила ее красота. Гению всех народов присущ дар переосмысления, поэтому повсюду существуют свои легенды: утонченная Греция, колыбель искусств, наказана в своем женском тщеславии, а набожный араб-чревоугодник понес кару за грех невоздержания во время поста.

Блида, март

Сегодня мы предприняли экспедицию вдоль Уэд-эль-Кебир. Вопреки эпитету «большая», входящему в название реки, Уэд-эль-Кебир — крошечная речушка, во Франции сказали бы ручеек, лишь зимой и в период таяния снега она превращается в бурный поток, а когда не питается талыми и дождевыми водами, становится едва заметной. Река берет начало на дне узкой неглубокой лощины, в веселой колыбели в скальном углублении, устланном листвой и заросшем камышом и олеандрами. Источник является на свет в тенистой прохладе, уединении и тишине, подобно мыслям, вызревающим в безмятежном сознании отшельника.

Еще несколько лет назад жители Блиды не покидали своего дома без ружья, считали необходимой предосторожностью держаться вместе и не расставаться с оружием, даже совершая короткую прогулку: источник находится в двух километрах от города. В наши же дни каждый с большим удовольствием отправляется к истокам Уэда, беззаботно дымя сигарой, чем гуляет в парке Тапи-Bep (Зеленый ковер).

Вдоль дороги до самого прохода в ущелье стоят мельницы и заводики, где развиваются начатки производства. Я никогда особенно не приглядывался к заводам, но полагаю, что там изготовляют кирпич. Неподалеку завершены работы по сооружению запруды, служащей регулированию воды в ручье. Вот почему прогулка приобретает интерес лишь через несколько сотен метров. Дорога уходит в лощину с очень живописными склонами, вокруг валяются обломки скал, сорвавшиеся с горных круч и разбросанные речным половодьем. У эд течет по руслу — то песчаному, то выстланному гравием, напоминающим измельченный шифер, или же обтекает, слегка вспениваясь, мощные глыбы, если недостает силы стронуть их с места. Скалистые откосы повсюду глубоко изрыты обвалами. Деревьев немного, лишь время от времени попадаются старые оливы, растущие почти горизонтально, вцепившись корнями в склон и нависая растрепанной кроной над тропой. Чуть дальше лощина расширяется и разветвляется оврагами. Растительность становится гуще, и каждая расщелина образует заваленную листвой воронку, на дне которой проблескивает вода.