Постепенно приближаешься к кладбищу. Оно не изменилось с тех пор, как ты его видел. Прежняя непроницаемая ограда из высохших деревьев и зарослей кустарника, мастиковых и миртовых деревьев, переплетенных лианами; в глубине тенистая роща из высоких темнозеленых оливковых деревьев, еще более мрачных цератоний, огромных ясеней и белоствольных осин, почти не уступающих размерами и горделивой осанкой платанам. В центре огороженного участка, куда солнце проникает лишь в разгар дня, спрятана укромная лужайка с разбросанными гробницами. Только три или четыре из них имеют форму небольших памятников высотой 4 5 футов, похожих на мечеть, с зубчатыми краями и конической
Старая хранительница кладбища присела у одного и надгробий, склонив голову на колени. На ее плечах неловко сидел халат в ядовито-желтую, ослепительно-красную и синюю полоску, голова покрыта черным платком, лицо наполовину скрывают седые волосы, в обнаженных руках тонкий и длинный стебель тростника — символ всех человеческих слабостей.
— О мать, да снизойдет на тебя благословение! — сказал Вандель. — Да будет счастливым твой день!
— Что вы здесь делаете? — спросила встревоженная старуха; наше внезапное появление испугало ее.
— Ничего плохого, — ответили мы и присели на один из стволов.
Розовая свеча горела в дупле поваленного дерева. Поверхность четырех гробниц, устремленных на восток, залита растопившимся воском; в нише на внутренней стенке самого древнего, разнообразно украшенного надгробия курится другая благовонная невидимая свеча.
— Вы ведь все знаете, — обратился я к Ванделю, — может быть, скажете, кем были эти люди?
— Людьми, — с ноткой наставления ответил Вандель. — Если вы будете настаивать, я назову их имена и расскажу скорее легенду, нежели реальную историю усопших. Есть ли в том смысл? Их время прошло, они жили в чужой вам стране, говорили на едва понятном вам языке. Не наше дело, творили они добро или зло, ведь мы лишены даже права зажечь в их честь розовую свечу.
Когда мы покидали кладбище, в ограду вошел араб; опустившись на колени, он припал губами к могиле святого и произнес третью молитву в час пополудни.
В нескольких шагах за кладбищем прячется деревушка — бывшее место отдыха аристократии Блиды. Сожженное и разграбленное в 1836 году, вторично разоренное в 1840 году, селение насчитывает не более пятнадцати жалких домишек, лишь один из них покрыт черепицей, остальные глинобитные постройки венчают тростниковые крыши. Сторожевые собаки с лаем путались у нас под ногами, дети кричали так громко, словно деревня подвергалась новой осаде.
Мы продолжали прогулку, философствуя о смерти.
— Я не верю в смерть, — говорил мой спутник. — Это темный проход, в который в определенный момент своей жизни попадает каждый. Многие люди, те, кто, подобно детям, боится мрака, испытывают смутное беспокойство. Я же трижды или четырежды находился на краю смерти и каждый раз видел по ту сторону маленький огонек, необъяснимый, но явственный, что успокоило меня окончательно.
В последние три недели я часто виделся с Хауа; определенно мы стали добрыми друзьями. Уже само знакомство предвещало приятельские отношения. Вандель, готовый принять почти любое мое предложение, обычно сопровождает меня. Мы раскуриваем наргиле в его честь, как переводчик он имеет на это право. У наргиле три ответвления, поэтому каждый из нас располагает своей трубкой, и частенько общая беседа сводится лишь к булькающим звукам в хрустальной вазе, когда мы поочередно пропускаем дым через благоуханную розовую воду. Так, лениво раскинувшись на подушках, мы проводим удушливое послеполуденное время или вечера. Мне никто не мешает копаться в вещах Хауа, и я пользуюсь предоставленной свободой. Я открывал большие сундуки цвета киновари с медными запорами и попеременно извлекал на свет предметы туалета и драгоценности. Все вместе составляет удивительно богатый и разнообразный арабский гардероб: летние и зимние жакеты, изящные жилеты, украшенные золотом и серебром, с огромными пуговицами из драгоценных металлов, суконные и шелковые кафтаны; шаровары, повседневное и нарядное платье из простого хлопка, индийского муслина или тяжелой парчи, отделанной шелком и золотом; в придачу большой выбор фута, назначение которого обвивать женский стан, легкие апостольники в пару к тюрбану, головные платки и пояса — все имеет причудливые названия, лишенные смысла для непосвященных, и пестрит яркими красками. Драгоценности хранятся отдельно, завернутые в шейный платок: ножные и ручные браслеты, монисты из золотых монет, зеркальца с перламутровыми ручками; достойное место среди настоящих драгоценностей по своей роскоши и стоимости занимают туфли.
— Ты получила наследство от султана? — спросил я у Хауа в тот день, когда обнаружил роскошные и богатые наряды этой элегантной женщины.
— Все это мне досталось не от султана, а от мужа.
— Какого? — спросил ее Вандель, даже не подозревая, насколько уместна его шутка.