Капоне бьет изподтишка. Цыган слетает со стула. Капоне бить умеет. Цыган поднимается с окровавленным ртом, наполовину оглушенный, как тут Индеец молниеносно вновь посылает его на землю, подбив ноги. Так начинается наказание. Каждый подходит и валит наотмашь.
— Вставай.
Следует признать у обвиняемого одно достоинство — его выдержку. Цыган опирается о стул, ему даже удается на нем сесть. Вся передняя часть его рубашки измазана кровью. Рожа похожа на сырой бифштекс. Губы, нос, брови все это разбито и обильно кровоточит.
В соответствии с древней традицией преступного мира Капоне предлагает взять с Цыгана штраф.
— Отличная идея. Отдавай все бабки.
Тот с трудом встает и вытаскивает из заднего кармана бумажник с парой банкнот, которые он протягивает в моем направлении, разложив веером. Тогда я приказываю ему стянуть тряпки. Пинки оставили явные следы у него на груди и ногах. Если не считать этих багровых пятен, он весь белый.
Капоне подходит к валяющейся одежде Цыгана и кривится.
— Воняет. Не слишком ты часто, сволочь, моешься.
Сначала он находит нож и прячет себе в карман. Потом обнаруживает приличную пачку банкнот в зашитом кармане на задней части брюк. Я же не отстаю от Цыгана:
— Снимай носки!
У того под стопами приличные пакеты бумаг. Капоне приносит мне все. Здесь тысячи три долларов, из которых я бросаю Цыгану триста баксов, чтобы ему было на что вернуться в Европу. Тот уже собрал свои тряпки и теперь прижимает их к груди.
— От итальянцев отклеишься. Чтобы больше ты с ними не встречался.
Он кивает разбитой головой и поднимает деньги.
— Если я тебя хоть раз встречу в пустыне или дальше к югу, то просто прибью. Понял?
Цыган с трудом выдавливает из себя, что понял; затем одевается и уходит.
Через пару дней я узнаю, что Цыгана арестовали за какое-то другое свинство. Я, конечно, мог бы задействовать свои связи, но на сей раз не шевельну и пальцем.
Этот эпизод развлек меня, мои же люди отреагировали совершенно правильно. Все они ребята простые, и развлечения у них такие же незатейливые. Они уже начинают чувствовать себя в пустыне свободно. До меня это доходит, когда возвращаюсь с прогулки вместе с Самюэлем Граповицем.
Джос, Индеец и Капоне как раз строят из себя пустынных волков перед пятью длинноволосыми юнцами.
— Так что, малыш, желаешь прокатиться через пустыню?
Приятно видеть контраст между этими желторотыми, хотя и того же возраста, что и я, туристами и моими тремя работниками с широкими плечами и сожженной солнцем шкурой, хранящими каменное спокойствие, с приклеенным к губам окурком.
— Чарли, тут ребята хотели проехать на грузовике как арабы.
С момента нашего прибытия африканские пассажиры сходятся в Адрар и усаживаются на прицепах. Их размещением занимаются Кара и Валлид. Они хорошо знают, что я никому не отказываю, и что в моих конвоях проезд дармовой. Мы всегда везем с собой человек пятьдесят, для которых грузовик является единственным средством передвижения.
Зато туристы вечно доставляют какие-нибудь хлопоты. Я всегда с охотой приветствую людей, любящих путешествия, но вот уже пару лет встречаю в Африке одних только слабаков. Я уважаю тех, которые сами идут навстречу приключениям, но эти совершенно другие — скупые, какие-то вялые, они проходят мимо истинных удовольствий, их не замечая, зато желая любой ценой хоть что-то сэкономить.
Те, которых я возил в своих конвоях, применяют ту же самую тактику. Для виду немного помахают немного кистью, а потом на время проезда исчезают. Никогда ни в чем не помогут, зато неприятностей от них куча. После каждого конвоя даю себе слово, что больше брать их не стану, но тут же воспоминания о Мигеле с его трубой заставляет меня передумывать.
Представитель этой пятерки подходит ко мне, извещает, что у меня просто шикарный конвой, после чего спрашивает, куда я направляюсь.
— Ладно, садитесь все на какой-нибудь прицеп, и чтобы внизу я вас не видел, пока не будете нужны, то есть, когда вас позовут работать.
— Спасибо. Но если мы будем работать, может сделаешь нам скидку за проезд?
На этом конвое я заработаю четыреста тысяч баксов, а этот придурок морочит мне голову, чтобы сэкономить на проезде три сотни франков.
— Поездка на шару, фрайер. Давайте, лезьте наверх!
Тем же самым вечером я решаю, что хватит. Рабах явно не желает двигать задницей. Я же притворюсь, что уезжаю, после чего спрячусь в Реггане. Когда же этот хренов таможенник наконец высунет нос из своей норы, Аюджил меня предупредит.
Зову Джоса и передаю ему приказ об отъезде. Укладка барахла затягивается. Работы ускоряю громкими воплями. НЕ проходит и пятнадцати минут, как мы выезжаем. Кара с Ахмедом садятся со мной. Остальные помощники едут на прицепе. Качу по выбоистому тракту в Реггане. В зеркальце заднего вида наблюдаю за собой шнур огней. На место попадаем часа через четыре без каких-либо неприятностей, посреди ночи, останавливаясь по дороге пару раз, чтобы набрать сушняка.