Сакральные древности Крыма. Мифы, легенды, символы, имена и их отражение в искусстве

Так сохранились за пределами Таврики два шедевра, свидетельствующие как о высоком искусстве, процветавшем в княжестве Феодоро, так и о его тесных династических связях. Согласно сохранившимся русским документам, в 1472–1473 годах велись переговоры о женитьбе сына Ивана III на мангупской княжне, дочери князя Исаака. Это было время активных союзнических отношений с крымским ханом Менгли-Гиреем и начало контактов с княжеством Феодоро. В свете рассуждений того времени династический брак сына Ивана III с феодоритской княжной закреплял бы право претендовать на еще реально сохранявший независимость осколок византийского наследства. Подобными же рассуждениями руководствовался и молдавский господарь, воевода Стефан Великий, беря в жены феодоритку Марию Мангупскую — «Палеологиню». Волею судеб они оказались в союзе и родстве через дочь Стефана Елену Стефановну Молдавскую, ставшую женой сына Ивана III.

Родство с византийскими принцессами символизировало преемственность Византийской империи и «святой Руси», отныне становившейся хранительницей православия и империи. Невесту Ивана III Софью Палеолог, племянницу последнего византийского императора, советники князя и он сам рассматривали как «отрасль царственного древа, коего сень покоила некогда все христианство православное, неразделенное»; говорили, «что сей благословенный союз, напоминая Владимиров (брак князя Владимира с царевной Анной, сестрой византийских императоров, и крещение Руси в 988 г.) сделает Москву как бы новою Византиею, и даст монархам нашим права императоров греческих»^[156]. Историк В. О. Ключевский назвал этот брак «политической демонстрацией», которой заявляли всему свету, что царевна и наследница павшего византийского дома перенесла его державные права в Москву как в новый Царьград, где и разделяет их со своим законным супругом»^[157]. Великий князь Московский отныне стал царем всех православных христиан. Любопытно, что папа призывал преемника Ивана III защищать свои права на наследие Константинополя^[158]. Таким образом, заключает византинист А. Васильев, «падение Византийской империи и брак Ивана III с Палеологиней лежат в основе вопроса о правах московских государей, представителей и защитников восточного православия, на трон византийских василевсов, попавший в руки османов в 1453 г.»^[159]

Итак, в свете норм и обычаев того времени династический брак символически означал принятие наследства византийских императоров и их фамильного герба. Слово «герб» неслучайно происходит от немецкого Erbe, что значит «наследство». Это свидетельство родственных связей. Но превращение фамильного герба в герб Московского государства оказалось более сложным процессом.

Сакральные истоки геральдики двуглавого орла

Таковы внешние факты. Не менее важны вопросы происхождения и внутреннего смысла символа двуглавого орла. Какое содержание было вложено в эту, уже не понятную многим фигуру, некогда избранную одним из знатнейших семейств Византии, озаренную славой царствования и трагическим закатом ее династии Палеологов и, после падения Византии, унаследованную в России?

Орел был почитаем в Месопотамии еще в III тыс. до н. э. как символ верховного божества, полдневного солнца, победы и царственности, воплощение духовного начала. Двуглавый орел известен в державе хеттов (II тыс. до н. э.). Он изображен на цилиндрических печатях Халдеи (Южная Месопотамия, VI в. до н. э.), барельефам IV–III веков до н. э. в Каппадокии (Центральной Турции). В VI веке этот символ распространяется в Сасанидском Иране. На Востоке его часто изображают в виде птицы Гаруды — вестника, посланца богов.

Двуглавый орел изображен на шелковой ткани из коллекции музея искусств в Кливленде^[160]. Ткань обнаружена в 1925 году на кладбище близ Тегерана. Место находки позволяет заключить, что драгоценная материя предназначалась для обертывания тела покойного и относится к XI веку. Интересно, что мотив в стиле Сасанидов нанесен на ткань, изготовленную в период расцвета Ислама.

Изображен сюжет вознесения на небеса: юношу, увенчанного волосами как нимбом, уносит в пространство огромная фантастическая птица, скрывая его на своей груди. Некоторые стилизованные детали изображения позволяют предположить, что птица является не просто двуглавым орлом, но анка (фениксом) или Симургом. Начиная с Авесты во всех мистических эпопеях Персии Симург выполняет множество символических функций, выступая даже в качестве эмблемы Св. Духа. Хадис… упоминает зеленую Птицу, грудь которой дает приют в мире ином душам «свидетелей истины». В интерпретации суфия Симнани, это аллюзия на возникновение и рождение «тела воскресения»^[161].

Далее он становится элементом восточного орнамента, в особенности на тканях. Великолепные образцы мы видим на одеяниях византийских царей и вельмож.