Саквояж со светлым будущим

Маша Вепренцева актера Поклонного не очень любила. Был он, безусловно, мил, нежен, умел изобразить вальяжность, грусть, слезы страдания и страсти тоже ему удавались. Но почему-то везде он был до странности одинаков, настолько, что трудно было отличить одну роль от другой. Только по костюмам и удавалось. Если Андрей в шлафроке и панталонах, значит, исторические кино, а если в джинсах и футболке, значит, из современной жизни.

Но красив, красив, конечно! Тут уж ничего не попишешь!…

В зале произошло какое-то движение, и Мирослава пригласила всех ужинать. Пригласила крайне неуверенно, как будто сомневалась, стоит ли их всех кормить.

— Позвольте, а где же первые лица? — под нос себе вопросил Весник. — Какого рожна мы тут толкались полдня, если нас с ними даже не познакомят!

— Сдались они тебе, — пробормотал Веселовский, — от знакомств такого уровня никакого толка не будет. Это все равно что с президентом знакомиться.

— А мне нравится, — сказал Весник и захохотал, — с президентом я бы не прочь познакомиться!

— Вот если бы ты с ним в одном полку служил или по даче соседствовал, тогда да! А так…

— Тиш-ше! — прошипел Родионов, которого раздражал телевизионный ведущий. — Хозяйка речь будет говорить.

Стол был накрыт по всем правилам, и фарфор был что надо — может, взаймы попросили в каком-нибудь из екатерининских дворцов? Или потемкинских на худой конец? И гости были рассажены по ранжиру, так что Маша Вепренцева оказалась в некотором отдалении от всех и немного за колонной, зато ее сын получил место рядом с Мишей Кольцовым, очевидно, в ознаменование того, что хозяева вполне готовы предоставить олигархову сыну посильное развлечение.

Зато Лиду Поклонную посадили между Весником и Родионовым, и пиар-директор немедленно принялся комически за ней ухаживать, а она, бедная, все принимала за чистую монету и кокетничала напропалую.

Тут— то и выяснилось, что ни Тимофея Ильича, ни Бориса Дмитриевича за столом нет и, по всей видимости, не будет. Катерина Кольцова казалась безмятежной, как майский полдень, слушала, что говорит ей Стас Головко, кивала и посмеивалась, и, похоже, отсутствием супруга нисколько не тяготилась.

Сильвестр и Миша Кольцов усердно ели и наперегонки пили газированную воду, которая в обычной жизни Сильвестру редко перепадала. Маша считала ее крайне вредной и почти никогда не покупала.

Дама с косой вокруг головы по имени Надежда, по слухам, жена будущего президента, тоже была абсолютно спокойна и с аппетитом поедала утиную ножку. Зато Олеся ничего не ела, раскапывала вилкой блюда, которые подносил незаметный и деятельный официант, и в рот ничего не брала.

Дмитрий Родионов пребывал в крайнем раздражении. Даже издалека Маша чувствовала это раздражение, как будто от Родионова искрило во все стороны. У Весника было обиженное лицо, как у мальчика, которому весь день обещали новый грузовик или конструктор, да так и не дали, а Веселовский, казалось, надо всеми смеется.

Ужин был роскошный, и Маша незаметно для себя так наелась, что ее немедленно потянуло в сон, и приходилось делать над собой усилия, чтобы не начать клевать носом. С ней никто не разговаривал, и не на что было отвлечься, и как только стало прилично, она выбралась из-за стола — официант молниеносным и неслышным движением отодвинул стул, — чтобы посетить дамскую комнату.

Хоть бы умыться, может, полегчает?

Вчера она встала в полшестого, чтобы к началу седьмого быть готовой к работе и по телефону проконтролировать «вставание» Родионова, который просыпался очень тяжело, капризничал, засыпал снова и в результате всегда опаздывал. Сильвестра тоже надо было поднимать, чесать ему спинку, щекотать, дуть в ушко, потому что он всегда спал так крепко и растолкать его было еще сложнее, чем Родионова.

Маша щекотала, чесала, подпихивала, целовала заспанную розовую щеку, от которой все еще пахло ребенком, делала массаж, а сын только на мгновение открывал бессмысленные шоколадные глаза, таращил их и говорил: «Мам, я уже встаю, встаю, мам!» — и засыпал опять.

Под конец процедуры утренней побудки они почти поссорились — так он ее задерживал. Но все равно Родионов опоздал еще больше. Маша с Сильвестром вышли к ожидавшей их машине минут на двадцать раньше его. Она нервничала, потому что с утра был запланирован прямой эфир и опаздывать было никак нельзя, звонила ему и в номер, и на мобильный, он злился, и утро вышло ужасным.

Сегодняшнее утро тоже было не подарок, и теперь она хотела спать так, что боялась, что на самом деле заснет лицом в салате.

Мирослава Цуганг-Степченко, поэтесса, будет счастлива.

За спинами официантов Маша Вепренцева пробралась в коридор и некоторое время постояла в затруднении, раздумывая, какую именно дверь открыть.

Беда с этими дверьми. Хочешь попасть в одно место, а попадаешь почему-то в другое.

Заветная дверь нашлась в конце коридора. Маша зыркнула по сторонам, распахнула ее и поняла, что помещение занято.