Саломея. Образ роковой женщины, которой не было

Для Иродиады, двойника стихотворения, казнь Иоанна необходима. Только в идеальном трансцендентном мире – царстве Абсолюта – возможно их свободное и полное посвящение в высшую тайну друг друга: их союз – синтез, совершенное произведение искусства. Эта встреча, это viol occulaire, превращает Иродиаду как персонаж и как стихотворение, претерпевающих постоянное изменение, в «замутненную Красоту» (la beauté troublée) – произведение искусства, которое еще не достигло высшего состояния чистоты, поскольку пока находится в состоянии эволюции, претерпевая творческий процесс. Однако эта встреча для Иродиады – первая стадия посвящения (в качестве персонажа и стихотворения) в мир Иоанна Крестителя, в тайну, относящуюся к Абсолюту.

* * *

В окончательном варианте «Сцены» Малларме утверждает, что, хотя идеального произведения искусства не существует, поскольку оно находится в процессе созидания, его все-таки можно узреть – как отражение в идеальном зеркале. Образом, используемым для выражения этой идеи, становятся волосы – волосы Иродиады.

Символика волос широко использовалась в XIX веке как поэтами, так и художниками. Например, Бодлеру, который был кумиром Малларме в период написания «Сцены», принадлежит стихотворение «Волосы» («La Chevelure»). В нем Бодлер прославляет волосы как воплощение красоты, уносящее лирического героя в экзотический мир нереальной прелести, чувственности и страсти[173]. Английские художники-прерафаэлиты, особенно Данте Габрлиэль Россетти, писали своих femmes fatales, как правило, с длинными восхитительными волосами, часто рыжими. Английский поэт Роберт Браунинг использовал тот же образ в стихотворении «Любовник Порфирии», в котором он описал лирического героя, задушившего свою возлюбленную ее же длинными волосами, символизирующими его мучительную страсть. Волосы – символ земной похоти, губительной женской красоты, зачастую ошибочно принимаемой соблазненным за символ совершенства.

Но в случае с Малларме волосы имеют другое значение. Прекрасным волосам Иродиады он приписывает качества идеального зеркала и широко использует для выражения этой идеи сравнение волос принцессы с драгоценными металлами и камнями, создающими эффект отражения. Это делает саму Иродиаду прекрасным двойником идеальной Красоты, которая может существовать в земном мире лишь в виде отражения, так же как и произведение искусства, всего лишь отражающее предпринятые поэтом поиски Абсолюта.

Волосы Иродиады подобны бесконечности и являются символом бессмертия, поскольку «не разделяют преходящего, бренного характера тела в целом»[174], их совершенство – символ чистоты искусства. Иродиада готова вечно пребывать в ливне своих светлых волос, кажущихся ей нетленными, хотя иногда испытывает ужас от этой «лавины», погребающей под собой ее тело.

Отойди!
Лавинами волос мое омыто тело,
Безвинный этот лед ты запятнать хотела[175]

!

Для Малларме цвет волос идеальной женщины почти всегда светлый, как у Иродиады. В разговоре со своим другом Эммануэлем дез Эссара о поэзии он так объяснял это свое пристрастие: «…идеальная женщина – я имею в виду эту грань красоты, этот алмаз – не брюнетка. <…> Белокурость означает золото, свет, богатство, мечту, сияние»[176]. Таким образом, для Малларме светлые волосы связаны со светом и с цветом драгоценных металлов, таких как золото, и камней, таких как алмазы. Эти образы и ассоциации широко используются в его поэме, усиливая магический эффект его искусства. Образы драгоценных камней служат в поэме напоминанием о том, что само произведение искусства – это драгоценный камень, что стихотворение – «божественный алмаз, способный поймать и отобразить неуловимый свет вечной истины»[177]. Идеальное произведение искусства обладает безупречной красотой алмаза, с которым можно сравнить Иродиаду в обрамлении ее волос. Однако Иродиада, как и стихотворение, проходит через мучительный процесс огранки, чтобы получить возможность к отражению идеального, и ее волосы – инструмент, помогающий ей достичь в этом совершенства.

* * *

«Гимн Иоканана» («Le Cantique de saint Jean») – третья часть завершенного варианта поэмы, хотя и очень отличается от «Сцены» по стилю и композиции, – является частью триптиха, очень сильно перекликающейся и связанной со «Сценой». «Гимн» – это финальное короткое стихотворение и подступ к третьей стадии гегелевской диалектики, ведущий к достижению «совершенной» Красоты[178].

Как и «Иродиада», «Гимн Иоканана» – развернутая метафора. На самом первом уровне которой Иоанн Креститель есть олицетворение представления Малларме о поэте, посредством которого Малларме высказывает свою миссию как поэта.