Салтыков (Щедрин)

В церковных кругах Филофей имел репутацию сурового подвижника и впоследствии обрёл сан митрополита Киевского и Галицкого. Вместе с тем, по отзывам знавшим его, Филофей, занятый собственным молитвенным самоусовершенствованием, не выступал радетелем погружения всех окружающих в аскетическую суровость. Возможно, многое о ключевых жизненных принципах Филофея скажет название его магистерской диссертации, подготовленной в Московской духовной академии, – «О достоинстве человека, раскрытом и утверждённом христианскою религиею».

Репутация хлебосольного пастыря, радушного устроителя встреч с губернским бомондом в итоге отозвалась тем, что черты Филофея стали усматривать в известной озорной сказке Салтыкова «Архиерейский насморк», которую он в 1880 году послал в письме Унковскому и не предназначал для печати. Однако непредвзятое изучение этого салтыковского сочинения, попечением О. М. Потаповой и Е. Н. Строгановой без изъятий напечатанного только в 1996 году, показывает, что эта сказка – выразительнейший пример совершенного владения Салтыковым раблезианским стилем письма, когда реальная жизнь преображена настолько, что не только отрывается от реальной фактографии, но и выворачивает её наизнанку. Персонажи этого текста носят имена исторических лиц, но даже первичное сопоставление сюжетных подробностей сказки с их биографиями показывает её отдалённость от форм конкретно-социальной сатиры, это вольная, вызванная определённым жизненным впечатлением писательская реплика на происходящее, без претензий на какую-либо объективность (кстати, не единственная в письмах Салтыкова, о чём мы ещё вспомним).

После необходимых представлений и выслушивания докладов чиновников губернского правления начались служебные будни. Среди первых дел Салтыкова, которые нельзя не отметить, – членство в составе попечительного комитета Тверской губернской библиотеки (председателем здесь был губернатор). Формальное внешне, по отношению к Салтыкову, постоянно поглядывавшему по направлению как московских, так и петербургских журналов, оно, разумеется, приобретает особый смысл. В соответствии с должностью, как и в Рязани, Салтыков становится редактором газеты «Тверские губернские ведомости». Издание официозное, но и здесь у него, с тенью Щедрина за спиной, появляется ещё одна площадка для творческих упражнений, тем более что редакция и типография располагались в том же здании губернского правления.

Но библиотечно-газетные дела можно было считать просто развлечениями среди повседневности, где тучами наползали требующие разбирательства дела: о жестоком обращении помещиков (и помещиц!) с крестьянами и о волнениях крестьян в имениях, о послаблениях крестьянам, ссылаемым помещиками в Сибирь, о загрязнении протекающей через город реки Тьмаки нечистотами бумагопрядильной фабрики, о конфликте между тверской полицией и тверскими рабочими… По поводу последнего Салтыков собственноручно пишет постановление губернского правления, где отклоняет предложенный полицией проект особого отделения для надзора за рабочими: «Проект этот может послужить лишь к стеснению рабочего класса новыми формальностями и к обложению его отяготительными сборами». Рабочий класс… Вот ещё когда и под каким пером заявляло о себе это выражение! Факт вдохновляющий для рисующих портрет краснопролетарского Щедрина и очень выразительный для разбирающихся в хитросплетениях судьбы Салтыкова и пытающихся постичь, хотя бы отчасти, морфологию того пространства, которое есть – наша Россия.

Салтыкову, как и прежде, пришлось много ездить по губернии. Он провёл въедливые ревизии присутственных мест Калязина, Кашина, Бежецка, Красного Холма, Весьегонска, Корчевы (ударение на последний слог, этого города сейчас нет – был затоплен при сооружении канала «Москва – Волга»). По оказии навещал он в Ермолине и Ольгу Михайловну, ибо так или иначе приходилось принимать участие в решении семейных хозяйственных вопросов.

По должности ему постоянно приходится вникать в суть замысловатых обывательских тяжб. То запутались лекари при освидетельствовании умственных способностей вышневолоцкого помещика Летюхина, то надо поставить на место помещицу Лагунович, которая по таинственным причинам упорно пыталась выдать замуж за нелюбимого свою крепостную крестьянку, а когда это не удалось, отправила последнюю в смирительный дом. Богатейший, казалось бы, материал для писателя! Вот скрывающийся от полиции уголовный преступник, выправив себе фальшивые документы, втирается в доверие к тверской помещице, женится на ней, а затем незамедлительно начинает распродавать её леса и угодья… Извлекши уроки из вятского опыта со старообрядцами, Салтыков особенно внимателен к возне вокруг «старой веры». Когда вышневолоцкий городничий Соколов для своекорыстной острастки купца Овчинникова провёл в его доме обыск, с обвинением в принадлежности к раскольникам, Салтыков окоротил ретивого администратора.