Салтыков (Щедрин)

Сохранился и такой пассаж салтыковского ответа: «Бывают общества, где эксплуатация человека человеком, биение по зубам и пр. считаются не только обыденным делом, но даже рассматриваются местными философами и юристами с точки зрения права. Благоговеть перед мнениями таких обществ было бы не только безрассудно, но и бессмысленно». Однако в целом, вероятно, Салтыков посчитал, что дальнейший спор бесплоден – оба от своих мнений не отступят, а словесная война никак не повлияет на происходящее в действительности.

Тем более что в это время он пребывает в угнетённом состоянии, о причинах которого можно догадаться по строкам его майских писем 1861 года. «Крестьянское дело в Тверской губернии идёт довольно плохо. Губернское присутствие очевидно впадает в сферу полиции, и в нём только и речи, что об экзекуциях, – пишет он управляющему Ярославской палатой государственных имуществ Евгению Якушкину, близкому ему по взглядам. – Уже сделано два распоряжения о вызове войск для экзекуций. Крестьяне не хотят и слышать о барщине и смешанной повинности, а помещики, вместо того чтоб уступить духу времени, только и вопиют о том, чтобы барщина выполнялась с помощью штыков. Я со своей стороны убеждаю, что военная экзекуция мало может оказать в таком деле помощи, но, как лицо постороннее занятиям присутствия, имею успех весьма ограниченный. Впрочем, я со своей стороны подал губернатору довольно энергический протест против распоряжений присутствия и надеюсь, что на днях мне придётся слететь с места за это действие».

Обозначенный «протест» историки не обнаружили, но в переписке Салтыков очень откровенен. «Мне в настоящую минуту так гадко жить, как Вы не можете себе представить, – это из письма давнему и доброму другу писателю Павлу Васильевичу Анненкову. – Тупоумие здешних властей по крестьянскому делу столь изумительно, что нельзя быть без отвращения свидетелем того, что делается». И вновь звучит надежда «к осени совсем рассчитаться со службой».

Поэт Аполлон Григорьев, встречавшийся с Салтыковым в Твери в июне 1861 года, сравнивает его с Калиновичем, главным героем популярного тогда романа Писемского «Тысяча душ» (1858), знаменательно называя Щедриным: «Щедрин, как все Калиновичи, с начала поярился во имя абстрактного закона, потом, как Калинович, в сущности добрый, – перекидывает, говорят, в картишки с теми самыми, на кого метал перуны…»

Интересно, что несколько позже, в 1863 году, уже в отставке, Салтыков, в театральной статье по поводу постановки пьесы Писемского «Горькая судьбина» упоминает и Калиновича, одновременно высказывая важную мысль, выражающую его представления о творчестве: «Одна из главных обязанностей художника заключается в устройстве внутреннего мира его героев. <…> Нет того человека на свете, который был бы сплошь злодеем или сплошь добродетельным, сплошь трусом или сплошь храбрецом и т. д. У самого плохого индивидуума имеются свои проблески сознания, свои возвраты, свои, быть может, неясные, но тем не менее отнюдь не выдуманные порывания к чему-то такому, что зовётся справедливостью и добром. <…> Если художник не проникнется этим условием всецело, если он будет видеть в людях носителей ярлыков или представителей известных фирм, то результатом его работы будут не живые люди, а тени или, по меньшей мере, мёртвые тела.

Это условие, равно обязательное как в жизни, так и в искусстве, соблюдается г. Писемским лишь в самой слабой степени. Он положительно смотрит на своих героев, как на организмы совершенно простые, и потому неизменно заставляет их тянуть одну и ту же ноту сквозь всю цепь обстоятельств и происшествий, которыми он считает нужным обставить их существование. <…> У него Калинович, пройдоха, заражённый грошовым честолюбием, делает всю жизнь те самые пошлости и подлости, которые грошовому честолюбцу делать надлежит…»

Аполлон Григорьев был личностью экстравагантной, но его эстетическая чуткость несомненна. Наблюдая за Салтыковым-чиновником, ему удалось ухватить черты его невольного раздвоения, внутреннего разлада, откуда и это: Щедрин – Калинович, и восприятие Калиновича самим Салтыковым.

А между тем граф Баранов своим подчинённым был доволен и в том же мае 1861 года представил в Совет министров «Всеподданнейший отчёт начальника Тверской губернии за 1860 год», где о Салтыкове было сказано: «Из числа лиц, состоящих на службе в составе Губернского правления, обращает на себя особенное внимание и заслуживает одобрения вице-губернатор статский советник Салтыков – по знанию дела и усердию в службе».