Салтыков (Щедрин)

Это был замечательный документ эпохи и общества, где дворяне, не желавшие оставаться в положении «тунеядцев, совершенно бесполезных своей родине», объявляли реформы всенародным делом и требовали созыва «выборных всей земли русской». 5 февраля в Твери прошло совещание представителей мировых учреждений губернии, на котором была высказана поддержка этого прошения. В подготовке этого «Всеподданнейшего адреса», подписанного 112 дворянами Тверской губернии, в том числе губернским и девятью уездными предводителями дворянства, вновь принял самое активное участие неугомонный Алексей Михайлович Унковский. Хотя дальнейшее было печально. Император пришёл в ярость, вновь последовали аресты, полицейский надзор, запреты поступать на государственную службу…

Тем не менее Салтыкова это всё не коснулось. Он получил желанную отставку и смог уже не как администратор, а как тверской дворянин высказать своё мнение о происходящем. Можно сказать, его выход в отставку был виртуозным – как администратор действующий он поступил по совести и в поддержку своих земляков, но когда процесс пошёл, он уже был свободен от служебных обязанностей.

В апреле супружеская пара покинула Тверь и в последующие годы жизни Михаил Евграфович появлялся здесь нечасто, лишь по необходимости решить какие-то хозяйственные или наследственные вопросы.

Но тёплое отношение к Твери осталось у Салтыкова навсегда, и память о бурных месяцах начала Крестьянской реформы, сочетавшихся с тверской служебной рутиной, стала для него дорогой и поучительной страницей жизни.

«Русская правда» и современники

Эффектность ухода Салтыкова с поста тверского вице-губернатора видна нам из пространства времени: исполняя должность губернатора, Михаил Евграфович обеспечил необходимое собрание своих земляков – чрезвычайный съезд дворян Тверской губернии, а когда он начался, избавил себя от вынужденной необходимости стать его разгонщиком. В дни съезда Салтыкову обеспечилось положение удивительное: прошение об отставке (очевидно, согласованное) подано, но императорского указа ещё нет. Важные подробности этих дней мы знаем благодаря усилиям краеведа Николая Венедиктовича Журавлёва, подготовившего серьёзную документальную базу для реконструкции тверских страниц жизни Салтыкова.

В областном архиве Журавлёв отыскал относящиеся к началу февраля 1862 года письма сыну предводителя бежецкого уездного дворянства, депутата Тверского дворянского собрания от Бежецкого уезда Фёдора Михайловича Лодыгина. В письме 1 февраля читаем: «Наш вице-губернатор, известный вольнодумец, подал в отпуск и по слухам не вернётся к должности, говорят, что ему предложил это Ланской». Это действительно слухи: Ланского, покровительствовавшего Салтыкову, в кресле министра внутренних дел почти год как сменил Валуёв (а Ланской, между прочим, так совпало, скончался накануне тверских событий – 26 января 1862 года). Возможно, здесь отзываются долгие тверские пересуды о том, что Ланской не раз привлекал Салтыкова к разрешению серьёзных министерских вопросов и вполне мог способствовать его продвижению по службе. Но, главное, речь в письме идёт не об отставке, а об отпуске. О том, что Салтыков попросился в отставку, Лодыгину ещё неведомо.

Но в его письме сыну от 7 февраля уже иное: «Красный наш вице- к должности более не вернётся; он уже подал в отставку. Но в Собрание ездил все дни». Скорее всего, о своей будущей отставке сообщил участникам съезда сам Салтыков. Тем самым он, не будучи депутатом чрезвычайного собрания, достойно, без вздутого пафоса объявлял о своей поддержке преобразований – как один из тверских помещиков, свободный от административных рангов. Журавлёв также проанализировал сохранившиеся черновики текста обращения тверских дворян к императору Александру II (так называемый «адрес») и высказал предположение, что он был «если не написан, то отредактирован Михаилом Евграфовичем».

Вновь повторю: большинству биографов исторического лица (каждому – с собственными целями) хочется изобразить своего героя в некоей целеустремлённости, иначе какое же это историческое лицо?! Над созданием общественной репутации Салтыкова ещё при его жизни сосредоточенно поработали фигуранты социал-радикалистской нацеленности. Именно в их освещении Салтыков был окончательно загримирован под Щедрина. Принятое самим Михаилом Евграфовичем самопредставительное начертание Салтыков (Щедрин) превратили в Салтыкова-Щедрина, а затем и просто в Щедрина. А в «Щедрина», в нутро этого никогда не существовавшего гомункула можно было вставлять всё, что заблагорассудится.

После 1917 года «Щедрин» по-коммунистически должен был стать предтечей советских писателей, верных певцов большевистской партии, её социальных и философских откровений, её преобразовательных программ. Поэтому объявлялось, что Салтыков не только ходил на съезд дворян (что подтверждено документально), но и состоял в круге авторов послания императору (что очень шатко).