Салтыков (Щедрин)

Как это часто бывает в искусстве, а в литературе особенно часто, в драматическую для Салтыкова осень 1861 года в октябрьском номере журнала «Современник» появляется рассказ «Клевета», подписанный «Н. Щедрин». Номер октябрьский, но цензурное разрешение на печать было получено только 5 ноября. (Это никак не связано с рассказом, он прошёл без цензурных изъятий, что взбодрило Салтыкова.) В «Клевете» есть два особенно важных для автора узла. Прежде всего, здесь он продолжает начатое в очерке «Литераторы-обыватели» (Современник. № 2) строительство города Глупова. Второе, не менее важное: в глуповское пространство он помещает историю Шалимова, за которой стоит реальное происшествие декабря 1859 года с Алексеем Унковским, которого на заседании Тверского дворянского собрания обвинили во взяточничестве. И это всё вместе вызвало соответствующий отклик в Твери.

«Моя “Клевета” взбудоражила всё тверское общество и возбудила беспримерную в летописях Глупова ненависть против меня, – пишет Салтыков Анненкову 3 декабря 1861 года. – Заметьте, что я не имел в виду Твери, но Глупов всё-таки успел поднюхать себя в статье. Рылокошения и спиноотворачивания во всём ходу. То есть не то чтобы настоящие спиноотворачивания, а те, которые искони господствовали в лакейских. Шушукают и хихикают, пока барина нет, а вошёл барин – вдруг молчание, все смешались и глупо краснеют: мы, дескать, только что сию минуту тебя обгладывали».

К сожалению, Салтыков не узнал то, что его как писателя очень порадовало бы. Жандармская перлюстрация писем велась по всему пространству Российской империи, и в одном из писем, отправленном из Нижнего Новгорода Чернышевскому в Петербург, голубые купидоны обнаружили следующий пассаж: «Существует мнение, что “Клевета” Щедрина написана на рязанское (другие говорят – на тверское) общество, и тем самым ограничивают значение “Глупова” отдельною местностию, одним губернским городом, придавая статье этой характер исключительный, случайный. В опровержение такого ложного мнения позволяю себе привести следующее интересное и само по себе событие: <…> по получении октябрьской книжки “Современника” в Нижнем нижегородские дворяне, собравшись, по обыкновению, в клубе, толковали много о статье Щедрина и пришли к тому результату, что “Клевета” написана на них (на воре шапка горит). Этот вывод был для них до такой степени несомнителен, что они стали искать, кто бы это мог передать их тайны Салтыкову, кто знаком с ним и т. д. – всё те же глуповские приёмы. Не забудьте, что это дворянство, первое в России заявившее о необходимости освобождения крестьян. Что же в других губерниях?»

Впрочем, к тому времени Салтыков все решения относительно службы не только в Твери, но и службы как таковой уже обдумал. 13 января 1862 года он подаёт прошение губернатору о предоставлении ему четырёхмесячного отпуска, а 20 января и прошение об отставке: «По домашним обстоятельствам и крайне расстроенному здоровью».

Сколько правды в этом пояснении, можно только гадать. После вятских простуд и полученных хронических осложнений Салтыков мог в любой момент вполне искренно объявить своё здоровье «крайне расстроенным». А под «домашние обстоятельства» можно подверстать всё, что угодно, поэтому они в подобных случаях просто принимаются как аксиома. Хотя считаю нужным подчеркнуть: Елизавета Аполлоновна всегда была с Михаилом Евграфовичем и в столицы во время их разъездов не рвалась, а с Ольгой Михайловной он никогда и не пытался договориться.

В этот момент уже известно, что Салтыкову на замену приедет также царскосельский питомец (XII выпуск), статский советник Юрий Васильевич Толстой. Потихоньку делая чиновничью карьеру, он академически занимался историей российско-английских отношений.

Сам Салтыков уезжать из Твери не торопился. Правда, особняк на Рыбацкой улице они с Елизаветой Аполлоновной покинули и переехали на Косую улицу, в дом чиновника Дуброво. Причины, по которым Салтыков медлил с отъездом, вероятно, напрямую связаны с его размышлениями о собственном жизненном самоопределении. Мы видим, что он принял участие в чрезвычайном съезде дворян Тверской губернии, а до того, можно сказать, обеспечил его подготовку как исправлявший должность начальника губернии с 10 ноября 1861 года по 11 января 1862 года. Съезд проходил с начала февраля в Колонном зале Тверского дворянского собрания и после двух дней работы на третий был закрыт губернатором, но «Прошение» в адрес Александра II подготовить успел.