Салтыков (Щедрин)

В те же месяцы, когда Салтыков искал пути для перехода в Госконтроль, у него после долгожданной публикации в «Современнике» «Завещания моим детям» зародилась надежда на более широкое сотрудничество с журналом. Но 1866 год в России оказался бурным. Весной выпускник Первой Пензенской мужской гимназии, неудачливый студент двух университетов – Казанского и Московского – Дмитрий Каракозов отправился в Петербург с целью убить императора. Эта террористическая идея вырастала в его сознании несколько лет. Но почему? Коммунистическая пропаганда тратила огромную энергию на то, чтобы изобразить своих героев-кровопускателей в ореоле самопожертвования. С этим можно и не спорить – надо лишь исследовать психическое состояние этих самых героев, посмотреть на те факты их жизни, которых не скрывают и большевики-пропагандисты. Так, всегда было известно, что и Каракозов, и его двоюродный брат Николай Ишутин, укрепивший первого в мысли, что без террористических нападений достичь социалистических идеалов невозможно, были психически нездоровыми людьми (Ишутин через несколько лет попросту сошёл с ума).

4 апреля 1866 года Каракозов стрелял в мирно прогуливавшегося Александра II (от этой своей роковой привычки император, как знаем, так и не отказался), но то ли промахнулся, то ли был остановлен оказавшимся рядом крестьянином Осипом Комиссаровым. Этот безумный террористический акт имел – и власть можно понять – разнообразные последствия. Среди них обыски и аресты, в том числе и среди литературной братии. Поскольку при обыске у Каракозова нашли журналы «Русское слово» и «Современник», оба почли за благо навсегда закрыть. Таким неожиданным образом долгая и, на мой вкус, несправедливая до хамства история общения Салтыкова с «Современником» была мигом завершена.

Между прочим, хоть и задним числом, после ухода поезда Некрасов, как выяснилось много лет спустя, всё же устыдился того, что в справедливых внутриредакционных спорах Салтыкова с Антоновичем и прочими радетелями идеологической чистоты принимал их сторону. В связи с закрытием «Современника» он предложил Салтыкову содействие в сотрудничестве с ежеквартальником «Вестник Европы», начавшим выходить в Петербурге. «Вестник Европы», некогда созданный Карамзиным, теперь решился возродить профессор всеобщей истории Санкт-Петербургского университета Михаил Стасюлевич. Забегая вперёд, скажем: у него это получилось, журнал успешно издавался вплоть до 1917 года и был, наряду со всеми другими изданиями императорской России, закрыт большевиками. Но в летние месяцы 1866 года Михаил Евграфович, ещё сидевший в Пензе, заартачился. «Куда нам, свистунам, забираться в такие высокие сферы!» – будто бы сказал он, вспоминая сатирический «Свисток» при «Современнике» и намекая на то, что «Вестник Европы» не станет откликаться на злобу дня… Надо признать, здесь пророческий дар Михаила Евграфовича не проявился. У него ещё будет своя история взаимоотношений с «Вестником Европы», и это будет со всех сторон достойная история. Но о ней – в должное время.

А пока поставим в список последствий безумного каракозовского выстрела одно событие, происшедшее как раз в Крапивенском уезде Тульской губернии, куда назначался Салтыков. Василий Шибунин, писарь 2-й роты 65-го Московского пехотного полка, переведённый сюда в разряде штрафованных из Екатеринославского лейб-гренадерского полка за воровство и пьянство, продолжил разгул на новом месте службы. За это и ненадлежащее ведение писарских дел ротный командир дисциплинарно наказывал Шибунина, но однажды, выйдя из себя, после грубой перепалки, приказал не только вернуть писаря в карцер, из которого тот только что вышел, но и высечь его розгами. На это пьяный Шибунин ответил ротному публичной пощёчиной.

Дело было в июне, в разгар следствия по делу Каракозова. Трудно представить, что его история не повлияла на то, что Шибунина мгновенно предали военно-полевому суду и приговорили к смертной казни. На суде добровольным защитником дебошира выступил Лев Толстой, но все его усилия оказались тщетными. Шибунина публично расстреляли – в расположении полка, при большом стечении крестьян, сочувствовавших обречённому. Это произошло 9 августа – нельзя не заметить, что Каракозов был повешен позже, 3 сентября…

История эта хорошо известна – отчасти потому, что в смягчении участи Шибунина пытался принять участие Толстой; недавно на этот сюжет даже сняли художественный фильм. А мы обратим внимание на следующее. Казнь Шибунина, казалось, не была чрезвычайным событием, но всё же, по легко проверяемым данным, в Российской империи с 1841 по 1860 год было совершено всего три казни, а с 1861 по 1865 год – восемь. Террористы, начиная с Каракозова, как раз с 1866 года начали ухудшать статистику, но, как ни крути, расстрел армейского пьяницы за пощёчину, данную в защиту своего достоинства, на фоне профилактического повешения впервые покусившегося на венценосную особу не может не произвести душевного потрясения.